Ермолаев Борис Николаевич (1903 - 1982)

ПОЭТИКА ОБРАЗОВ БОРИСА ЕРМОЛАЕВА Литографии Ермолаева кажутся исполненными очень легко, свободно. Глядя на них, радуешься и изумляешься тому, что создал художник. Но произведение искусства достойно не только изумления, но и пристального исследования. Выяснить «механику» чуда не менее важно, чем уметь непосредственно восхищаться им. И если мы говорим о поэзии образов, созданных художником, то хотелось бы разобраться и в их поэтике. С точки зрения Ермолаева, подлинные эстетические ценности лежат за пределами чисто натурных впечатлений. Есть художники - и превосходные, - чье искусство как бы вводит нас в непосредственное соприкосновение с предметной реальностью. Они с упоением передают натуру в ее конкретном бытии, и в этом пафос их творчества, сфера их поэзии. Сфера поэзии Ермолаева иная. У него общение с действительностью опосредованное. Он смотрит на жизнь сквозь призму воспоминания, мечты, сквозь призму своего идеала. В подтверждение правомерности такого взгляда он обращается к определенному кругу наследия, и прежде всего - к древнерусской живописи. Воображение уводит художника от непосредственно увиденного, придавая образам, которые он создает, значение всеобщности. Именно задачи обобщения и определяют особенности его изобразительного языка, его поэтики. Строя свою работу на прочном фундаменте изучения натуры, Ермолаев свободно варьирует и преображает свои натурные впечатления. Предметы и люди, изображаемые художником, живут в мире, рожденном его творческой фантазией, где реальные наблюдения переведены в идеальный план. Понимание этого дает возможность, в частности, уяснить принцип подхода мастера к решению образа человека. Ермолаев не историк и не судья нравов, не психолог и не аналитик человеческих характеров. Вообще о характерах, применительно к его творчеству, говорить трудно. Герои Ермолаева - не конкретные индивидуальности и не типы в шекспировском гоголевском смысле. Степень типизации, применяемая Ермолаевым, позволяет четко определить специфические нравственные черты персонажей его произведений. Однако если в произведениях художника нет характеров, типов, то в них - в изображении людей - есть характерность, типичность. Характерны позы беседующих крестьян, характерно сидит на крыльце старый дед, попыхивающий трубкой, характерно девочка тянется к матери за початком кукурузы. Все это безошибочно узнается нами как приметы нововедения, повадки, существенные признаки огромного большинства людей, живущих в деревне. Через пластику движений и жестов мы улавливаем их эмоциональное состояние, их настроение. Разве в том, как молодой парень бережно положил руки на плечи девушки, не просвечивает его глубокое чувство к своей любимой («Молодожены», 1962). Разве в том, как мать держит маленькую девочку не передана и заботливость и нежность («Семья», 1966)? И мы отлично понимаем, что девушка в эстампе «Воскресный день» (1958) слушает музыку, а не что-нибудь иное, причем музыку лирическую, задушевную, а колхозники в эстампе «Слушают известия» (1960) внимают сообщению о напряженных событиях современности. Тонкие нюансы пластической формы позволяют выявить различие внутреннего облика двух сестер в эстампе «Сестры» (1960). Одна из них смотрит на нас заинтересованно и чуть удивленно, другая, слегка наклонившая голову, более погружена в себя, задумчива. Она, видимо, старше. И мы улавливаем разницу душевного опыта сестер, их несхожее отношение к жизни. Тема, содержание диктуют художнику ту или иную меру условности изобразительного языка, меру отдаления от натурных первоисточников. И если, скажем, несколько прозаический мотив деловитого разговора колхозников требовал более конкретных приземленных характеристик, то поэтический мотив «Песни» подсказывал более «очищенные» от конкретности, идеальные характиристики. Соответственно изменяется и сама манера рисунка: линия становится более мелодичной и согласованной с общим ритмом листа. Художник опускает подробности, упрощает форму. Ему претит фотографичность. Его рисунок фиксирует не моменты, а состояния. Ермолаев предпочитает изображать спокойные позы, плавные движения. То представление о движении, которое он дает в своих эстампах, хочется назвать растворенным в воспоминании. Для художника движение, жест - не механический, а некий духовный акт. Люди в его эстампах подчас словно бы теряют вес, плывут («После работы», 1962; «Отдых», 1952; «Песня» и другие). Точность анатомии человеческого тела отступает на задний план. Фигуры становятся участниками единого ансамбля, подчиняются общей музыке форм и линий. Линейное начало очень активно в произведениях мастера. Оно выполняет выразительную, так и изобразительную роль. Линии огородных гряд или половиц в комнате вносят в изображение элемент перспективы. Упругий контур глиняной кринки дает представление об ее объеме. Сама линия - то плавная, льющаяся, быстро охватывающая предмет, то, наоборот, медленная, запинающаяся тут и там, как бы встречающая сопротивление формы, - также выражает материальные качества вещей (шероховатость дерева, мягкость тканей и т. п.). Отношение к цвету, так же как и к линии, обусловлено теми задачами обобщения, которые ставит перед собой мастер. Он дает суммарную характеристику вещей, подчеркивая в их окраске наиболее устойчивое, не зависящее от конкретных условии среды. Для него, например, важно не то, что находится на свету или в тени, а то, что оно в основе своей белое и расшитое красным узором. Воздействие на окраску предметов светотени, рефлексов - факторы случайные, с точки зрения художника. И он освобождается от них. Тяготеющее к желтому становится откровенно желтым, близкое к красному - откровенно красным. Цвет в эстампах Ермолаева - это цвет в его наивысшей потенции, в идеале. В литографии художника перед нами возникают не подобия, а цветовые символы вещей, родственные постоянным эпитетам устного народного творчества. Вместе с тем цветовые отношения у Ермолаева по-своему характеризуют предметы: помогают определить их своеобразные качества. Так, например, черный чугунок кажется тяжелым по сравнению с белым полотенцем. Красный цвет придает солидную увесистость таким предметам, как стул, скамья и т. д. Колорит в какой-то мере выражает и состояние световоздушной среды, степень ее освещенности. Возьмем эстамп «В гостях» (1964). Желтый цвет в окне по сравнению с голубовато-серым цветом беленой мелом стены и холодно-розоватым - глиняного пола воспринимается нами, как золото пшеничного поля, освещенного солнцем. Определенная цветовая гамма делает одни листы более пасмурными, другие - более солнечными. Эстамп «Пастбище» (1961) кажется суровее по состоянию природы, чем, скажем, эстамп «К отцу» (1962), где солнышко словно бы прячется за легкой пеленой облаков и то и дело проглядывает из-за них. В эстампах «Утро», «В гостях», относящихся к 1960 году, солнце играет на стеклах благодаря просветам белой бумаги, оставленной около цветных полос - оконных переплетов. Вообще ощущение света в работах художника рождается от насыщенности, чистоты и теплохолодности самого цвета. Он не изображает солнечный или пасмурный день, как их видит наш глаз. Соотношением цветов он устанавливает эмоциональный эквивалент того или иного состояния природы. Сам цвет у него становится светоносным, в большей или меньшей степени концентрируя в себе солнечную энергию. "Горница" Ермолаева исполнена на основе принципов, в корне отличных, например, от картины А. Е. Архипова «Гости». Архипов сочно живописует интерьер и фигуры, лепит объемную форму, используя контрасты света и тени. Ничего подобного нет в эстампах Ермолаева, тем не менее "Горница" кажется залитой солнцем, она вся светится. Ермолаев четко формулирует свое отношение к цвету . Он пишет: «Я не хочу никого обманывать, вводить в заблуждение, создавая краской иллюзию природы, человека, вещей. Я стараюсь выявить краску, показывать в сочетаниях ее цветовую силу, ее материальную прелесть. Каждый цвет, - замечает мастер, - по своему действует на человека, на его психику, на его эмоции. Я не представляю себе как выразить радость, счастье или горе, страдание, ужас без краски, без цвета». Изображая вышивальщиц художник избирает для них нежный, певучий цветовой лад. Изображая чтение колхозниками известий с фронта, - напряженный, в чем-то тревожный. И понятно, почему тему старости (эстамп «Старость», 1962) он решает в мягких, ослабленных тонах, а тему молодости - в ярких, полнозвучных (эстампы «Юность», 19б2; «Подружки», 1963 и другие). Отказ от передачи светотени позволяет использовать локальные, чистые цвета, образующие красочную гармонию большой силы. При этом повышенной декоративности сопутствует плоскостная трактовка формы. Перед художником стоит задача передать глубину пространства средствами такой живописи, которая ограничивается минимальным количеством красок. А это значит, что предметы на ближнем и дальнем плане нередко обозначаются одним и тем же цветом. Сам по себе он не подчиняется воздушной перспективе, заставляющей, скажем, дальнее дерево быть более голубым, чем ближнее. Художник своими средствами дает почувствовать глубинность мира. Ермолаев выделяет и фиксирует большие слои пространства. Они утверждаются различно окрашенными горизонтальными полосами. Более активные по цвету и тону отмечают ближний план, менее активные - дальний. Иногда имеет значение ширина полосы - широкая полоса воспринимается нами лежащей ближе, чем узкая. Деление на пространственные слои закрепляется расположением фигур или предметов. Их соотношения образуют четкий пространственный шаг. Контрастная разница масштабов позволяет легко читать расстояние между ними. Кроме того, в «игру» включается цвет. В фигурах первого плана Ермолаев обычно использует наиболее яркие, звонкие краски . Но даже если он изображает двух колхозниц в одинаковых красных юбках, однако в разных пространственных планах, то мы видим их так как надо, - одну стоящей ближе, другую дальше. Дело в том, что наш глаз неодинаково воспринимает разные количества цвета. Небольшое цветовое пятно по отношению к большому плану, окрашенному той же самой краской, для нашего зрения является более далеким. Ермолаев отлично понимает, что передача пространства не самоцель, а всего лишь средство раскрытия определенных идей. Там, где это нужно для выражения замысла, он строит глубинную композицию, там, где не нужно, уплощает ее. В эстампе «Мать и сын» (1953) важно было выразить ощущение духовной близости между матерью и сыном и в еще большей степени между ними и погибшим отцом, образ которого запечатлен в портрете, висящем над окном. И художник ограничивает пространство, затягивая окно ровным зеленым тоном. Благодаря этому, внимание зрителя движется как бы по замкнутой цепи: от матери к сыну и от них - к портрету отца. Наше раздумье направляется, так сказать, не в глубину пространства, а в глубину времени. Настоящее вызывает в памяти прошедшее. Линия, цвет, и то, что возникает из сочетаний, - образы различных предметов и пространственные отношегния между ними - взаимно согласуются, увязываются художником в единое целое - композицию. Избирая для своих работ самые распространенные ситуации сельской повседневности, художник и самим характером композиции передает обычность происходящего. Жизнь течет перед ним, словно величаво-неторопливая, плавно изгибающаяся русская река. Ритмика произведений художника мелодична, размеренна. Ермолаев избегает случайных точек зрения, нарочито острых ракурсов. Он воспринимает своих героев, стоя рядом с ними, ступая по той же земле, что и они. Линия горизонта в эстампах мастера проходит где-то около середины листа, усиливая впечатление устойчивости композиции. Ее спокойная уравновешенность - одна из основных особенностей литографий художника. Композиция у Ермолаева - это непременно и цветовая композиция, равновесие красочных пятен. Мастер продуманно распределяет на листе «легкие» цвета и «тяжелые», находя противовес активному звучанию цвета одной части эстампа другой его части. Ермолаев сознательно строит композицию каждого листа. Ее архитектурное начало организует все изображение. Однако строгое единство целого допускает свободу в деталях. Даже те листы, в которых принцип равновесия проявляется в полной мере, композиционно очень естественны. В композиции произведений Ермолаева явственно объединяются два начала: архитектурно-геометрическое и живое, прихотливое. Их органическое слияние как бы воплощает единство разума и чувства, гармонию общего и единичного. В каждом отдельном произведении что-то может преобладать. Порой рациональное начало берет верх над эмоциональным. Соответственно этому конструкция композиционной «постройки» обнажается, выступает с наибольшей четкостью. Изобразительные средства Ермолаева представляют собой целостную образную систему. Ее коренная особенность - антииллюзорность. Художник последовательно отказывается от оптического правдоподобия в передаче формы, цвета, света, пространства, активно организует композицию, подчиняя увиденное - осмысленному. Обобщая, видоизменяя, усиливая впечатления, полученные от жизни, он как бы вырабатывает свой «код» реальности. Его изобразительный язык условен. Однако он способен отражать действительность, способен выражать отношение к ней. В отличие от объемно-пространственной, "натурной" живописи эстампную «живопись» Ермолаева хочется назвать ассоциативной. Многие признаки реальности она передаёт не прямо, а косвенно. Это роднит ее с искусством Рублева и Дионисия, искусством, создающим идеальные образы и одновременно полным уподоблении, иносказании, символов, а символы - тоже ассоциации, но устойчивые, ставшие общепринятыми. Такого типа живопись предполагает эмоциональную активность зрителя, его соучастие в процессе «сотворения» поэтического мира художника. Создавая радость для глаз, художник обращается в конечном счете к душе человеческой. «Недосказ» в характеристике внешнего (объема предметов, пространства, светотени и т.п.) раскрепощает творческую фантазию зрителя, направляя ее на постижение внутреннего. Широкое использование языка ассоциаций характерно для искусства нашего времени. Сознание современного человека научилось связывать самые отдаленные факты и понятия. Малое говорит о большом. Одно выражается через другое. Музыка нередко раскрывает внутреннее состояние героя больше, чем его действие. Композиция кадра выражает взаимоотношения персонажей между собой или с окружающим миром. Симптоматично появление таких спектаклей, как, например, «Зримая песня», где артисты изобразительно интерпретируют поэтические и музыкальные образы. Девушки становятся качающимися березками. Простая веревка превращается в абрис военного корабля. Мигание света передает бег уходящего на фронт поезда, тревогу расставания. Иными словами, из песни извлечены и очень тактично материализованы зрительные образы. Ермолаев - наоборот - зрительными образами создает «звучащие песни». Пожалуй, можно сказать, что художник видит жизнь то более приближенной, то более отдаленной. В одних работах больше связанного с наблюдением, в других - с воображением. Это два источника, питающие реалистическое искусство. Особенность творчества Ермолаева состоит в том, что он, исходя из конкретных впечатлений создает синтетические образы определенных жизненных явлений. В своих работах 1970-1971 годов художник как бы подводит итог многолетним творческим исканиям. Техника работ, выполненных с удивительной свободой, казалось бы, самая камерная, интимная - акварель. Но сохраняя специфику водяных красок, Ермолаев достигает эффекта монументальной фрески. Легко воспринимаются большие и ясные цветовые отношения. Предельно ясна музыкальная конструкция (иначе не скажешь) композиции, говорящей о необычайной гибкости пластического мышления мастера. Варьируются всего-навсего три, редко - четыре фигуры, даже полуфигуры. При этом покоряет проникновенная задушевность и теплота авторской интонации, тихая просветленность созданных образов. Суровость в них сочетается с нежностью, эпика сплавлена с лирикой. Здесь уже можно говорить об определенных характерах, правда, очень обобщенных, типологичных. Для художника эта серия - новый этап в завоевании его искусством человечности, в выражении величия простого. Иногда приходится слышать мнение, что такой деревни, как у Ермолаева, нет на самом деле, что художник создает некую идиллию, приукрашивает жизнь. Однако вряд ли это справедливо. В его произведениях много элементов, идущих от натуры. Но исполненные в обобщенной декоративно-плоскостной манере, они не претендуют на «портретность». Поэтому при всей своей красочной нарядности в них запечатлена не приукрашенная действительность, а мечта о прекрасной действительности. Художник не пытается выдать ненастоящее за настоящее. Условность его изобразительного языка и помогает установить дистанцию между идеалом и реальностью. Декоративно-плоскостная манера как бы дематериализует предметную реальность, расцвечивает ее яркими красками. В то же время разумная построенность композиции убеждает в надежности идеала. В первый момент, глядя на произведение художника, мы можем воскликнуть: «Так не бывает!» Но во второй мы скажем: «А почему не бывает? Это есть. Это живет в нас, в нашей душе». В своих работах Ермолаев выступает не только как самобытный художник, но и как сын своей страны. Всем духом творчества он подлинно русский мастер. Сохраняя неразрывную связь с почвой родного искусства, Ермолаев искренне и глубоко его любит, беря из великой сокровищницы национального наследия созвучное собственному творчеству. В традициях народного искусства художник видит истоки искусства будущего. Мысленно устремляясь к будущему, художник и в современности прозревает образ грядущего. Искусство для Ермолаева - «не хроника событий дня... Если воспитывать художника жить сегодняшним днем, - замечает он, - это будет один тип художника, один тип искусства. Если воспитывать художника жить будущим - это будет другой художник, другое искусство». Ермолаев причисляет себя ко второму типу. Сердце его минует суета повседневности, быстро сменяющиеся волнения и тревоги. Его спокойствию порой можно позавидовать, а порой и не согласиться с ним. Иногда кажется, что на циферблате часов художника отсутствуют и нервно трепещущая минутная стрелка, и незримо стремительная часовая. Его часы показывают век. В разноголосье века Ермолаеву больше всего внятны голоса веры, надежды, любви. Стремясь уловить за частными явлениями нашей повседневности «лик времени», художник хочет выразить «гармонию эпохи». В искусстве он спорит с собственной судьбой. Солдатом прошел Ермолаев Великую Отечественную войну. Видел кровь, смерть, руины. Это незабываемо. Но художник жаждет светлой гармонии мира. Вопреки всем силам хаоса и разрушения, он верит в высокое предназначение человека, сохраняет спокойствие духа и способность видеть прекрасное. Приветливое, жизнеутверждающее искусство Ермолаева дарит человеку радость. Оно открывает ему глаза на праздничное, чистое, доброе в нашем сегодня. Оно обещает светлое завтра. В. Андреева

Галерея Артпанорама для своей экспозиции купит картины и графику художника Ермолаева Бориса Николаевича.

Фото картин можно выслать на почту artpanorama@mail.ru или связаться по

Тел. +7 903 509 83 86

WhatsApp +7 903 509 83 86

Viber +7 903 509 83 86