Книги

ТАТЬЯНА ВАВРЖИНА

Член Союза художников России

Член Творческого Союза художников России

Член Творческого объединения женщин- художников "Ирида"

Член Ассоциации "Искусство народов мира"

 Каждый из нас находит свой путь познания себя. Для меня это живопись. 

Живопись- моя страсть, любовь, моя наука. Очень важно владеть в совершенстве мастерством. Это дает свободу для точного выражения мысли и темы, над которой работаю. Почему я стала художником, а не врачом, ш учителем, химиком и т. д.? Время от времени этот вопрос я задаю себе в течение всей жизни. Точно и четко ответить на него я не смогла даже самой себе. Я спрашивала маму: «Было ли что-нибудь в ран- нем детстве, говорящее о моем будущем выборе?» Мама мне рассказывала, что, едва научившись ходить и говорить, я всегда обращала ее внимание и восхищалась цветом и гармонией окружающего мира, приносила ей охапками осенние листья и задавила, какие они красивые и разные по цвету. Самые ранние воспоминания — бесконечное волшебство цвета. Это красные ягоды клюквы в белой из зеленом столе, принесенные бабушкой из сеней для киселя. Помню розовые младенческие пяточки моего спящего младшего брата, разметавшегося на белых простынках. Колыбелька была голубая, с якорем на спинке, вырезанная моим папой. Папа служил 7 лет во флоте на Дальнем Востоке. Была война, в 17 лет он ушел добровольцем. Якорь — память об этом. Цвет, цвет — он всегда для меня имел особое значение, из него был соткан весь мир. Это было волшебство, моя тайна, он звучал во мне, как музыка. Родилась я в Барнауле и жила там до 17 лет. 

Что я знаю о своих предках? По маминой линии это купцы и зажиточные крестьяне (прадед владел базаром) — выходцы из Дивеева и Москвы. Бежали на Алтай в тяжелые 1930-е годы. По папиной линии — все очень одаренные люди. Папа прекрасно рисовал, а его сестра Нюся и брат Павел были талантливы по-настоящему. Война помешала им стать профессионалами. Надо было выживать. Семья была большая. У бабушки Дарьи было 11 детей. Что я знаю о ней? Красивая девочка-грузинка с косами до колен, сирота. Ей было 14 лет, когда ее увидел и влюбился в нее мой дед Григорий. Он был потомственным оружейником, намного старше бабушки. Его предки — чеканщики по оружию.

Сам он преподавал оружейное депо в техникуме. Я очень любила свою бабушку Дарью. Это была статная, красивая, мопожавая женщина. Дом ее всегда был гостеприимен и уютен. На ее долю выпало много испытаний, но эта мужественная женщина всегда оставалась человеком, к которому все тянулись. Как она шила, танцевала, рассказывала свои сказки, пела, играла на балалайке и пекла необыкновенно вкусные пироги. Очень спортивная. Прекрасно стреляла, скакала на лошади, прыгала с парашютом. Ей было 50, когда на каком-то очередном соревновании она выиграла приз — большую коробку пряников. Для детей это был настоящий праздник в те голодные годы. Скажу немного о родителях. Они познакомились на танцах, когда им было по 16 лет. Это была любовь с первого взгляда. И эту любовь с достоинством и нежностью родители сумели пронести до конца жизни. 

Я росла свободной и любимой. Не помню, чтобы кто-нибудь из родных меня шлепнул, или ругал, или поставил в угол. В школе я хорошо училась. Мне все было интересно. Занималась танцами, фехтованием, стрельбой. Много читала, была записана в пять библиотек. Во Дворце пионеров занималась в литературной студии и изокружке. Выпускное сочинение написала в стихах. Наверное, получилось неплохо: его зачитывали всей школе. Но потом я уничтожила все свои стихи, так как твердо решила стать художником. Мама плакала, она видела меня врачом, так же как и она сама, и считала, что быть художником несерьезно. Сильно повлиял на мой выбор преподаватель изостудии Дмитрий Епифанович. Фамилию его не помню. Он уже был очень стар, умер, когда я училась в 9 классе. Это был благородный, образованный, талантливый человек из той, дореволюционной, жизни.

Рисовала очень много всегда. Первая моя всесоюзная выставка была в 8 классе. Я участвовала в ней двумя работами пастелью: рисовала портреты дочери маминой подруги, ученицы балетной студии. Тонкая, красивая девочка в белой пачке. Ра- ботала я над этой серией вдохновенно. Первый большой портрет маслом написан мной в 13 лет. Я часто ходила в парк рядом с домом делать наброски и этюды с деревьев. Природа мне никак не удавалась. Я приходила в отчаяние от зеленого и солнечного хаоса, но упорно продолжала сражаться с этим буйством природы. Однажды я встретила в парке девочку лет 12. Меня поразило ее лицо с огромными темно-карими глазами — совершенно библейская внешность! Я нахально при- гласила ее на портрет, к моему удивлению, она согласилась. Мне так хотелось сделать работу отлично! Я взяла холст 1 х 1м. Несколько сеансов я работала до изнеможения. Огромные глаза, рас- пущенные по плечам волнистые волосы. Портрет получился неплохим, хотя я не очень хорошо его закомпоновала. 

Итак, я сделала свой выбор, буду художником. Уехала поступать в Иркутское училище искусств. Тогда это училище славилось своей хорошей школой. Экзамены сдала «на отлично». 4 года тяжелой, но интересной работы пролетели быстро. Большое влияние на меня оказали преподаватели Новикова, Богданов, Морозов. Пленэр всегда был чудом. После 2-го курса — это деревня с озером, лошади, ночное. После 3-го курса — Байкал, Саяны на границе с Монголией и обсерватория в горах. Мне исполнился 21 год. День рождения был отпразднован бурно. Астрономы мне подарили чьи-то рога и выточили большой кубок из латуни с числом 21 на боку. Было весело, танцевали, а потом я получила еще один подарок. Для меня открыли два телескопа, звездный и солнечный. Черное небо, огромные звезды. Космос своим леденящим дыханием коснулся меня, я почувствовала себя теплым, хрупким комочком жизни, мгновением, искрой перед этой вечностью и безмолвием. А солнечный телескоп направили на Луну. Она была огромная, таинственная, на ней так много гор, кратеров, которые без телескопа звучат невнятно, маленькими темными пятнышками. Защитилась я на «отлично». Дипломная работа до сих пор висит в коридорах училища. Я вернулась домой в Барнаул. Начала работать в Алтайском отделении Художественного фонда СССР. Участвовала в выставках, в 23 года вступила в молодежное отделение СХ СССР. Мне предложили две творческие командировки — на БАМ и в Монголию. Но поехать я уже ним/да не могла. Должен был родиться мой старший сын Бернард. Муж настоял, чтобы мы переехали в Узбекистан, к его родителям, там я прожила 11 лет. Было много работы, много выставок. Здесь родился мой второй сын Евгений. Он часто болел, видимо, климат ему не подходил, и в 1986 году мы переехали в Калугу. Мне исполнилось 35. Из Средней Азии уезжать было жаль.Здесь прошла моя молодость, я навсегда расставалась с друзьями. Позади остались творческие поездки на Тянь -Шань в Арсламбоб, Самарканд, на Памир, в Джезанские степи. На Памир я ездила со съемочной группой передачи «Служу Советскому Союзу», эту поездку мне устроил друг моего мужа полковник Калнышев. Жила в медпункте военной части. На другом берегу горной реки разбили лагерь кочующие скотоводы. Дети гор — в их обветренных, обожженных солнцем ли- цах сквозила древность. Мне казалось, они вряд ли осознавали, в каком веке и в каком государстве живут. Сто, тысячу лет назад они так же пасли скот, ставили шатры на берегу красной от глины горной реки, рано взрослели, рано старились. Памирский климат суров. Мне представился уникальный случай сделать зарисовки в этом кочевом лагере. Я получила для охраны двух солдат, они помогали также нести мои планшеты, мольберт. Работала взахлеб, торопилась сделать как можно больше, не заметила даже, что меня снимают на камеру. Потом мама и папа видели меня в передаче «Служу Советскому Союзу». Это было забавно. Мой первенец Бернард оказался очень способным, в 15 лет закончил школу с отличием, в 16 поступил в московский Университет Дружбы народов. Уклад в нашей семье был патриархальным, дети — очень домашние. Я понимала, что в общежитии ему жить нельзя. Сначала мы хотели снять комнату у какой-нибудь бабульки. приближалось 30 августа, с комнатой ничего не получалось. И вдруг неожиданно знакомый художник рассказывает мне о коммуне Коли Корнилова. Мы звоним в Москву, и все устраивается. Бернард начинает самостоятельную жизнь в гостинице галереи «Никор». Я боялась оставлять моего сына одного в море московских соблазнов и страстей и перебралась к нему. Старый дом в Банном переулке. Сколько здесь происходило интересных, фантастических, даже мистических действ! Это было бурное перестроечное время для всей страны. Надежда и отчаяние, страх перед новым, нежелание вернуться в старое— все смешалось, бурлило вокруг. Росли, как грибы, киоски, торговавшие поддельным ликером и «сникерсами», потом неожиданно куда-то исчезали. Возле Малого театра по ночам ветер играл пустыми коробками и мусором на неровном обледенелом тротуаре. Здесь днем торговали чёрте - чем: носками, грибами, конфетами. Бесконечные митинги, красные флаги, повязки со свастикой, ночная стрельба. Смутное, голодное время. Сейчас даже не верится, что это было так недавно. Сейчас Москва такая ухоженная, богатая. Она выглядит мощнее, роскошнее всех столиц мира. Ни Токио, ни Париж, на Прага не сравнятся с ней. Правда, это мое восприятие, мои впечатления. И в мире искусства тогда было все наэлектризовано, искрило и бурлило. Образовывались новые общины художников: Дом на Фурманном, «У Петлюры» на Петровском бульваре, на Якиманке у Гельмана. Выставки, перформансы, концерты проходили в самых неожиданных местах. Наша галерея «Искусство народов мира» Коли Корнилова сделала выставку в Музее Ленина у Красной площади. выставили даже абстракцию. Лет пять назад это было бы невозможно. Мы с Сашей Бродским сфотографировались в историческом автомобиле Ленина, Предположив, что скоро его отсюда выкинут при таком развитии событий в стране. Во дворе Банного маршировали то коммунисты, то националисты, в соседнем подъезде издавалась бесплатная рекламная газета, и распространители с сумками на колесиках шастали туда-сюда. Запомнился 1993 год — год Петуха. Галерея «Никор» в знак протеста против помоек на улицах устроила перформанс — сожжение огромного мусорного петуха в два этажа ростом. 

На Банном проходили и очень интересные выставки, концерты. Николай Корнилов, человек необыкновенный, талантливый, сумел собрать вокруг себя интересных людей, увлечь их. Он организовал несколько народных музеев по всей стране. Ху- дожники дарили картины для этих музеев. Именно из этой галереи я пришла в Творческое объединение женщин-художников «Ирида», которое на долгие годы стало для меня родным домом. Совместные интересные выставки, праздники за общим столом, творческие поездки по всему миру. Прежде всего это заслуга Марии Эсмонт. Удивительная женщина, сама художник, так много сил отдает объединению, не жалеет своего времени для других. Меня это восхищает. Я хочу, чтобы этот теплый, творческий дом на проспекте Мира жил как можно дольше. Надеюсь, впереди нас ждет еще много совместных выставок, интересных поездок, веселых застолий. Впервые за границу я выехала в 1995 году, в августе. На это меня сподвигла и помогла моя подруга Света Болховитина. Сама галерист, она понимала, как важны для художника новые впечатления. Италия. Рим, Венеция, Флоренция... Денег было совсем мало, языка я не знала. Но велика была жажда увидеть Италию и писать ее. Мы поехали на выставку прикладного искусства под Рим, в Санта-Черветера. Жили в доме одного римского галериста. Света договорилась, что за еду и жилье я сделаю портрет его очаровательной жены. Мир для меня засиял новыми красками! Работала много, до беспамятства, параллельно штудируя итальянским язык по разговорнику. Поехала во Флоренцию и два часа стояла в очереди в галерею Уффици. Я не могла не посмотреть картины Боттичели и фрески Пьеро делла Франческа - моих любимых художников. Дальше мой путь следовал в Венецию. Опоздала на поезд и решила ночь сидеть на вокзале. Оказывается, в Италии все по-другому. В 3 часа ночи вокзал закрывают на уборку- я увидела пустую багажную тележку, на ней было бы удобно провести флорентийскую ночь. Но итальянский бомж, которого осенила та же мысль, оказался проворнее меня. Мы бежали наперегонки — я проиграла. Мне пришлось сидеть на этюднике, на вокзальных ступенях всю ночь. Хорошо, что я вечером купила бутылку вина и хлеб — это был мои ужин. Вино согрело меня, ночью холодно, хоть это и итальянский август. Итак, после безумной ночи сажусь в поезд. В купе я, кажется, привела в шок двух достойных итальянских матрон. Хотелось очень есть и спать (ночью я еще пыталась учить итальянский). Я достала из красного мешка с холстами полбутылки вина и оставшийся хлеб. Ела хлеб, запивая вином. Выхожу из поезда в теплый венецианский вечер. Большой канал утопает в золоте заходящего солнца. Зажигаются первые огоньки под мелодичные итальянские песни проплывающих мимо гондольеров. Я спускаюсь по ступеням к самой Воде, разуваюсь, опускаю ноги в теплую воду Канала и медленно допиваю вино из той же Флорентийской бутылки. Я пытаюсь неторопливо Наполнить себя Венецией, я чувствую себя в театре только-только открыли занавес, и сейчас начнется спектакль. И я говорю Себе: «Пора! Я задумала, что буду писать этюд сразу, как только увижу то, что мне понравится, не буду забирать, метаться по городу. Времени очень маю По мосту перехожу через Гранде канале и натыкаюсь на прелестную венецианскую улицу С мостиками и отражающимися огоньками в воде.Сажусь прямо на тротуар рядом с попрошайками-цыганами и забываю все. Я не вижу толпы, которая меня обходит, некоторые перешагивают через меня — мостики в Венеции узкие. Закончила работу, теперь можно оглядеться.И я понимаю, что сегодня ночью не смогу покинуть этот город, я очарована им. До самой темноты пишу что-то, делаю рисунки и, усталая, бреду на вокзал. В темных переулках Венеции ночью страшновато. Вокзальные скамьи из железных прутьев. Наверное, это сделано для того, чтобы на них никто долго не засиживался. Но мне уже все равно. Подложив под голову этюдник и привязав свой красный мешок с холстами к руке, чтобы не украли, вытягиваюсь во весь рост и засыпаю мгновенно. Просыпаюсь от того, что меня кто-то назойливо трясет за плечо. Джулио и Аврора, уличные венецианские художники, зовут меня к себе ночевать. Джулио в белой рубашке с синим бантом в горошек на шее и полосатом жилете выгпядит настоящим артистом. Они произвели на меня впечатление порядочной, скромной пары. И я рискнула пойти с ними. Долгие годы мы дружили. Я написала их портреты, подарила им свои работы. Даже 1997 Новый год я встретила с ними в Венеции. Я им очень благодарна за все. Джулио показал мне Венецию, которую не знают туристы. В Италию я приезжала еще много раз, лотом были выставки с Кларой Голицыной в Риме, во Фразеноне, в помпезном замке, который назывался «Торт». Это другие истории, но первая встреча с Италией, как первая любовь, не забудется никогда. Потом было много стран, выставок, приключений приятных и не совсем. Далекая экзотическая прекрасная страна - Индонезия. Мало кто там побывал из наших художников. Конечно, я с радостью согласилась, когда в 1995 году при содействии Творческого объединения «Ирида» и журналистов АПН мне предложили поехать в Индонезию для выполнения большого заказа — создания серии живописных работ и организации выставки: 25 работ из России и 25 — из Индонезии (написанные на месте). Два месяца я должна буду путешествовать по Индонезии, собирать материал и писать картины. Я не боялась объема работы, всегда работаю много, думала, что справлюсь с заказом легко. Опыта работы по контракту у меня не было, его не было и у журналистов, взявшихся за непривычное дело. Главная цель контракта, как оказалось позднее, была: моя - писать картины, всех остальных участников контракта - заработать на них как можно больше денег. Я предполагала, что меня могут надуть, но не ожидала, что до такой степени! 50 работ, выставленных на итоговой выставке в Джакарте после двух месяцев напряженной работы, пропали. Две картины взяли в Музей живописи, а остальные мне не вернули и ничего за них не заплатили. Слава Богу, я попала в эту благословенную страну не в самый жаркий сезон. И все-таки условия работы оказались тяжелые: пришлось работать по 18 часов в сутки, чтобы выполнить условия контракта. Один час работы без кондиционера — и ты чувствуешь себя бубликом, обжаривающимся в кипящем масле. Воздух плотный и вязкий, трудно идти, дышать, не то что писать. А прибавить к это- тропическую смену дня и ночи: ровно в 6 утра восходит огромное солнце, и ровно в 6 вечера наступает кромешная тьма. Мне не сказали заранее, что большинство работ должно быть размером 2 х 2,5 кв.м. Оказывается, в этом тропическом климате богатые люди, которым собирались продавать мои работы, строили свои дома с высотой потолков 6 метров, чтобы было больше воздуха. Соответственно и картины должны были быть больших размеров. Чтобы сэкономить время для работы, я отказалась от огромной мастерской в центре Джакарты и устроила мастерскую в своем номере в отеле, куда меня поселили. Попросила вынести вторую кровать, убрать телевизор. Там и работала. Организовано все было четко. Со мной всегда была переводчица, в любом городе меня уже ждала машина. Селили всегда в лучших отелях, где каждый день меняли белье и пижаму, а вечером девушка в национальном костюме приносила на подносе конфетку в золотом фантике и открытку с пожеланиями спокойной ночи. Выполнялись все мои желания — где остановиться и что рисовать. Я не побывала только на Суматре — не успели по времени. А ехать на остров Тимор я наоторез отказалась. У меня были сведения, что людоеды с этого острова в недалеком прошлом сожрали сына Рокфеллера, легкомысленно отправившегося туда в экспедицию. Не хотелось повторить его судьбу. Отказалась еще от двух тем: лезть в жерло вулкана (действующего!) Мрапи. Я написала этот вулкан с дымком из жерла через стеклянную стену моего номера в отеле. И отказалась писать похоронный ритуал, а именно — торжественное сожжение трупа. Два месяца работы должны были завершиться выставкой 20 декабря, а 18-го, когда я заканчивала последнюю огромную работу, прибежала переводчица и сообщила, что завтра я улетаю в Москву, так как выставка будет в марте. Выставка состоялась, я прилетела на неделю на открытие. Мне сказали, что через месяц после закрытия я получу либо деньги, либо работы. Я не получила ничего. Но мне удалось сохранить почти весь, с таким трудом собранный материал: наброски, зарисовки, да и память моя при мне. Я надеюсь еще вернуться к индонезийской теме и сделать выставку. Вот некоторые заметки о путешествии и работе. Остров Бали. Нас поселили в дорогом бунгало в 20 метрах от океана. Я много раз бывала на море, но океан — это совсем другое дело. Это мощный зверь, ласково журчащий (пока!), но в каждом его движении, в каждой волне, нежно накатывающей на тебя, ощущается невнятная угроза и огромная энергия. Маша, моя переводчица и помощница, взяла для нас маленький «джип», и мы исколесили почти весь остров, делая зарисовки и этюды. Я ходила всю поездку в высоких черных шнурованных ботинках, и Маша мне все время говорила, что здесь слишком жарко для такой обуви. Наконец, я вняла ее совету и в поездку на рисовые поля надела босоножки. Мы забрались высоко в горы. Я написала один этюд, выбрав красивый вид. Вдалеке работали женщины, и мне захотелось сделать с них наброски. И там же, в конце поля, росли три кокосовые пальмы, которые я тоже собралась рисовать. Я решительно направилась к женщинам и трем пальмам по заросшей тропинке. Какая-то длинная зеленая тварь проползла у меня под ногами... Потом я рисовала этих бедных людей и сдуру решила отблагодарить их, дав по одной рупии (2 рупии — 1 доллар). Я представить не могла, что эти работницы, оказывается, получают в месяц чуть больше одного доллара. Это было ужасно. Меня чуть не растерзали, и я спасалась бегством по этой самой тропинке. На бегу задела за корягу, лежащую на пути, и оттуда мне под ноги шмыгнули еще две зеленые змеищи. А я в босоножках! Чудо, что я не наступила ни на одну из них, это была бы мгновенная смерть.Вот такая она, Индонезия-,и прекрасная, и страшная, и мистическая: Борободур, Прамбанан, королевские дворцы с привидениями, портреты людей дворянского сословия, театр Воянг, танцовщицы — все это я рисовала, но не скажу, что до конца познала тайну этой волшебной страны. Мы приходим в этот мир и спрашиваем себя: кто мы, откуда и для чего мы в этом мире? Великая тайна жизни и смерти и вечный поиск смысла нашего существования волнуют человечество многие тысячелетия. Каждый из нас находит свой путь познания себя. Для меня это живопись. Живопись — моя страсть, любовь, моя наука. Я изучаю мир, по крупицам складывая в мозаику каждую завершенную работу. Каким будет итог, смогу ли я доделать до конца то, что задумано и запланировано, - тоже тайна. Множество тем волнуют меня, заставляют работать с утра до вечера. Но это не рабский труд, он радостен для меня. Люблю цвет, сочетания красок вызывают у меня физическое ощущение вкуса. Цвет, соединенный с формой, плюс экспрессия — свобода подсознания в выражении отношения к миру. Я поняла, что очень важно в совершенстве владеть мастерством. Это дает свободу для точного выражения мысли и темы, над которой работаю. Портрет, пейзаж, город, море, театр, балет — вот некоторые темы моих живописных исследований. Я люблю этот мир и хочу, чтобы в нем стало чуть- чуть лучше, еще чуть-чуть светлее от моей живописи. Мои работы находятся в Музее живописи им. Сухарто, Джакарта; Музее Цветаевой в Москве, в Калужском художественном музее, в Музее им. Врубеля в Омске, в музее г. Кармунз‚ Италия, и во многих частных коллекциях разных стран мира.