Книги

И все-таки главные мотивы творчества «Союза русских художников» лежали в других плоскостях. И здесь не было тоскливого единства. Один из примечательных мастеров этого направления Константин Федорович Юон ( 1875—1958) отмечен редкостным даром приятия жизни, благодаря которому не мудрствуя лукаво и не вдаваясь в унылую философию о сложностях и таинствах мира, он раскрывал в российской действительности радость бытия в ярких праздничных красках, будто вся жизнь россиянина светилась праздником. Уже в ранней работе «Голубой куст» (1908), превосходящей по сложности и насыщенности живописи вангоговский "Куст" Юон распахнул цвет навстречу свету, оперируя сопоставлениям "открытой" краски, разумеется, без полутонов, отчего звучание цвета стало интенсивным, словно отказавшимся от валеров живописи ХIХ века, осовременив тем самым живописный язык.

В картине «Мартовское солнце» (1915) восприятие солнечного света и предметной фактуры: синего пористого снега, ветвей, обесцвеченных солнцем, сияния бледного мартовского светила, лошадей на высокой дороге — все доставляет удовольствие от точности ощущения земной материи и радости светлого дня. Юон любил вещность зримого мира, он наслаждался ею как Божьим даром до конца своих дней; это чувствуется в таких картинах, как «Весенний солнечный день» (1910), «Июль. Купание. Лигачево» (1925), «Конец зимы. Полдень» (1929), «Августовский вечер. Последний луч. Лигачево» (1948) и др. В его работах выразительность яркого, почти декоративного цвета, ощутимой краски вносит в живописное изъяснение новое понимание пластических возможностей, воспринятых и развитых художниками 1960-х годов. В этой откровенной красочности видится преобразованный пленэризм, лишенный сложной тональной основы, но от этого зазвучавший более звонко и притягательно.

Однако радость бытия нередко приобретала у Юона особую тональность. Воспринимая жизнь празднично, художник явно тяготел к национальной красоте, усматриваемой им в красочности народной игрушки, узорчатости русской архитектуры, яркости народной одежды. Троице-Сергиева лавра — предмет особого восхищения Художника. Лавра воспринималась им как фантастически красочное зрелище,что соответствовало действительности, как сказочный образ, наделенный весами свойствами национального миропонимания, как праздник духа.

Восприятие жизни как торжества преломлялось через облик православных праздников,через народные гуляния и оживление толпы. Лавра — это средоточие жизни, духовности, религиозного сознания. Все эти черты Юон находил в архитектуре, в православном празднике Благовещения и пр. («Купола и ласточки», 1921; «День Благовещения. Успенский собор Троице-Сергиевой Лавры», 1922). 

Рисуемый художником образ, отмеченный простонародным взглядом на мир, воссозданный как бы его сознанием, памятью, пристрастиями, верно отражает дух и характер народной жизни начала века. Этим своим качеством творчество Юона затрагивает существенные стороны российского бытия, представляя его предметно и выразительно, лишенным условностей и абстрактных представлений, живописно убедительным. 

Художники «Союза» работали в русле левитановской традиции. Оплодотворенное волнениями нового времени, их творчество имело индивидуальные пластические оттенки. Более того, оно заключало в себе не только своеобразную, не похожую на других интерпретацию явлений жизни смысла человеческих переживаний, но различалось идеологически, ибо каждый из художников в пределах родственного миропонимания имел свою философию. Это наглядно видно на сопоставлении с аналогичной тематики Левитана и Юона, касающейся христианского сознания. Работы Левитана («Тихая обитель «Вечерний звон», «Вечер. Золотой Плес») исполнены тихой грусти, смирения, выраженных красками затухающего дня. Полотно Юона «Купола и ласточки» лирична мажорно, упоено блеском куполов и красотой вечереющего неба. Обаяние церковных святынь Вызывает восхищение, но не суровым церковным ритуалом, скрытым за красотой архитектурных форм, а приятием христианского мира. 

В лиричном толковании реальности Юон‚ так же как Жуковский, Нестеров, Виноградов, продолжил традицию Левитана. Для озвучивания цвета, чтобы он не тускнел при нанесении на холст, художник часто интенсифицировал цвет превышая светлоту натурального его звучания. Левитан же обладал редкой способностью попасть в точный натуральный тон, не поступившись силой цвета.

Такой же способностью обладал Жуковский. Нестеров выдерживал верные цветовые отношения, но при этом явно активизировал цвет. Художники «союзнической» ориентации не оставались на уровне колорита ХIХ века, развивая живописные потенции своих предшественников. Невозможно не заметить осмысленное оперирование цветом, тогда как приведение его к приему противоречило бы эмоциональной тональности темы. 

В традиционном искусстве рубежа веков явно менялись взаимоотношения с религией. В ХIХ веке она присутствовал в искусстве явно и неявно. Евангельские сюжеты для многих художников являлись основным предметом изображения. Во второй половине ХIХ века они превратились в поверхностные изображения, лишенные нравственного подтекста, которым изобиловало христианство. Темы нравственного порядка, человеческого бытия‚ общежития, долга, веры стали приобретать светский характер, изнутри оставаясь в рамках христианской сюжетики. Примером тому — работа Крамского «Христос в пустыне», полотна Ге «Что есть истина, «Голгофа», «Распятие» и др. На евангельскую сюжетики переносились жгучие вопросы современности. Присутствие Бога ощущалось в искусстве второй половины ХIХ века, несмотря на его социальную окрашенность и занятость совсем другими проблемами. И его тихое исчезновение вызывало сожаление у многих «материалистов» и демократов. Так, Н. Чернышевский тосковал о возможной утрате Христа. 

В конце ХIХ века с новой силой вспыхнул интерес к христианской морали. Социальная напряженность в обществе требовала сохранения нравственных устоев, предохранения их от общественного нигилизма, вносимого революционным сопротивлением государственному догматизму Новое отношение к миропорядку вызывало потребность внести коррективы в религиозные Догматы. Русская философия сделала попытку примирить И определить общие истоки богословия и светской науки, в том числе и философии. В. Соловьев заговорил о Христе-Богочеловеке, способном наделить человека энергией Творца, совершающего в отведенном ему времени и пространстве творческие деяния. В связи с этим возник интерес к церковной истории, к русским святым, к церковным легендам, за которыми виделась реальная жизнь, используемая как нравоучение. Но важнее был другой результат философских размышлений.

Он заключался не столько в религиозных исканиях, сколько в поисках источников и смысла жизни,миропорядка, в уяснении нерасторжимости земного и горнего, жизни здесь и жизни там, связанных узами ответственности. В культурном пространстве вычленялось и постоянно акцентировалось понятие духовности, трактуемой не только как бытие духа, но и как духовно-нравственное содержание жизни человека,культурной наследственности, не как простое прозябание на Земле, а как служение Богу и людям.