История Товарищества передвижных художественных выставок — это не только страницы о высоком расцвете русской реалистической живописи, это прежде всего история борьбы лучшей части художников за передовое, понятное народу изобразительное искусство. 

  Опираясь на эстетическое учение Н. Г. Чернышевского, многие передвижники до конца своих дней создавали глубоко идейные, народные произведения, в которых родная природа, жизнь русского народа и его история нашли яркое, реалистическое отражение.   

  Среди русских художников конца Х1Х — начала ХХ века значительную роль играл Н. Н. Дубовской. Это был тонкий пейзажист, умный, всесторонне образованный человек, большой знаток мирового искусства, русской и западноевропейской классической музыки. Кроме того, он был умелым организатором, в самое тяжелое для Товарищества время возглавлявшим его, когда единый поток реалистической живописи стал дробиться на множество различных течений. 

   Произведения Дубовского имеются почти во всех художественных музеях Советского Союза. Его пейзажи «Родина», «Притихло», «Радуга», «Красивый день» и многие другие значительны по мастерству выполнения и содержанию и являются неотъемлемой частью русской пейзажной живописи.    

  Николай Никанорович Дубовской родился 5 декабря 1859 года в Новочеркасске. Отец художника, Никанор Андреевич, потомственный донской казак, старшина иррегулярных частей Области Войска Донского, был человеком суровым и молчаливым. Без особой охоты, но исправно тянул он лямку военной службы. Мать и бабушка художника жили повседневными заботами о том‚ как бы благополучно просуществовать с семьей до следующего «государева жалованья», вырастить и выучить  восемь душ детей.  

  Николай был шестым ребенком. К рисованию  он пристрастился рано. Сначала копировал иллюстрации журналов «Нива», «Всемирная иллюстрация» и других, пока сослуживец отца, брат матери, Александр Васильевич Пышкин, сам неплохо рисовавший, не увлек его рисованием по памяти и по воображению. Лучше всего у дяди получались рисунки лошадей, и понятливый племянник тоже стал рисовать, да так, что к восьми годам рисовал их намного лучше дяди. 

   Десяти лет мальчик был отдан учиться в Киев, во Владимирскую военную гимназию. Ему повезло: в гимназии оказался хорошо знающий свое дело учитель рисования. Безусловно, рисование стало любимым предметом Николая. Каждое утро он вставал на два часа раньше всех воспитанников И рисовал с гипсов, копировал, делал зарисовки спящих товарищей.      Очевидно, не без совета учителя рисования и Пышкина Дубовской в 1877 году оставил военную гимназию и поступил в петербургскую Академию художеств‚ сначала вольнослушателем, а потом был зачислен в мастерскую пейзажиста М. К. Клодта. Отец отказал в помощи, да и не мог он ничем помочь. Зато стал помогать Пышкин. Он дал денег на дорогу в Петербург и высылал потом понемногу каждый месяц в течение одного года учебы с условием, что племянник возвратит деньги, когда станет художником. Но дядя сам был беден, помощь его была незначительна. И потянулись для Дубовского в Петербурге дни, месяцы и годы изнурительного творческого труда, полунищенского существования. Тогда-то он и подорвал свое здоровье. Переписка с братьями и сестрой, а еще лучше несколько медицинских заключений, сохранившихся в деле Дубовского, находящемся в Центральном государственном историческом архиве в Ленинграде, говорят о его жизни, типичной для беднейшей части студентов, «пасынков» Императорской Академии художеств*.  

  А дальше жизнь Дубовского еще более ухудшилась. Мизерная стипендия, которую отцу удалось выхлопотать для сына в войсковом правлении, значительно сократилась. Дело в том, что офицерство и чиновничество Войска Донского сделало своим стипендиатом еще одного «сына славного Дона» — И. И. Крылова, впоследствии видного донского художника. Стипендию Дубовского теперь  нужно было делить на двоих. Лихорадочная творческая работа и систематическое недоедание сделали свое дело: всю жизнь потом Дубовской страдал от болей желудка, печени и сердца. И все же, несмотря на это, учился он блестяще. Правление Войска Донского на запрос об успехах своего стипендиата получило лист за подписью конференц-секретаря П. Ф. Исеева: «Стипендиат Войска Донского при хороших занятиях н поведении получил на экзамене 27 октября 1879 года вторую серебряную медаль за рисунок с натуры и вторую серебряную медаль за этюд с натуры». 

   Всего Дубовской в Академии получил четыре серебряные медали, одна из них первого достоинства. У руководителя пейзажного класса М. К. Клодта были все основания надеяться, что Дубовской окончит учение с золотой медалью. Однако Дубовской, как и многие другие талантливые студенты Академии, понимал, что совершенствоваться и создавать настоящие, подлинно реалистические произведения можно только в условиях свободы и при глубоком знании окружающей действительности. В 1881 году он оставил Академию, отказавшись писать программную композицию на заданную советом тему.   

    Сближение с передвижниками открыло замечательную пору в жизни Дубовского. Товарищество очень скоро и высоко оценило своего нового члена. И не только как художника (в 1884 году на II передвижную выставку Дубовской представил свой пейзаж «Зима», положительно отмеченный многими художниками н критикой), но и как человека, оказавшегося при сдержанности, немногословии и неторопливости в движениях очень энергичным  и деловым. Дубовской последовательно сменил несколько должностей в Товариществе, а с 1899 года стал бессменным членом его правления. Нужно было обладать действительно незаурядным трудолюбием, чтобы при подорванном здоровье делать так много. Он и руководитель, ведущий большую и ответственную работу, вникающий в хозяйственные дела Товарищества, и участник жюри по отбору экспонатов для художественных выставок, в том числе и заграничных.      

  При всем этом Дубовской путешествует, занимается самообразованием, пишет картины, а по четвергам в его квартире встречаются друзья и товарищи—передвижники; они спорят об искусстве, рисуют, слушают музыку. Вот что пишет передвижник Я. Д. Минченков в своих «Воспоминаниях»: «В доме 

    *Заключение от 14 февраля 1879 года: «...Общее нервное расстройство, изнеможение организма вследствие общего малокровия». Справка врача от 19 августа 1879 года: «..Был пользован мною от катара желудка и перемежающейся лихорадки». Заключение врача от 24 августа 1880 года: «Воспаление печени, острый желудочно-кишечный катар, необходим отдых, освобождение от всяких занятий».   Николая Никаноровича чувствовалось легко и свободно, и в то же время вся атмосфера его была насыщена содержанием. Картины, большая художественная библиотека, воспоминания о путешествиях, галереях и музеях Европы, о художниках-классиках и беседы о современных веяниях в искусстве». 

    Дубовской чувствовал недостаточность академического образования и всячески старался пополнить его. Он много читал; кроме художников, частыми гостями в его доме были артисты, писатели. поэты, музыканты. Большой дружбой он был связан с И. Е. Репиным, Н. А. Ярошенко, В. Е. Маковским, общался с такими корифеями русской науки, как гидробиолог С. А. 3ернов‚ физиолог растений В. И. Палладин, автор знаменитой Периодической системы элементов Д. И. Менделеев и великий физиолог И. П. Павлов. Следует особо отметить редкостную дружбу, царившую между четой Дубовских. Их жизнь —настоящая поэма о чистых и трогательных взаимоотношениях, о единстве духовных интересов и запросов.     

  В 1911 году Дубовской стал профессором Академии художеств, руководителем пейзажного класса. Студентам, будущим пейзажистам‚ был по душе спокойный, деловитый и умный учитель, интересный собеседник, много ездивший по Европе, много видевший. А видел Дубовской действительно много. В 1890—1900-е годы он совершил пять заграничных поездок. Для такого любознательного человека, как Дубовской, каждая поездка была своего рода университетом. За границей он интересовался не только искусством, но и науками. В Люцерне занимался палеонтологией, в Италии делал записи и зарисовки, связанные с раскопками Помпеи; изучал всевозможные философские системы Европы и Востока. Дубовской поражал всех близко знавших его своей громадной эрудицией искусствоведа.     

Он писал пейзажные этюды в парках Версаля и Фонтенбло; в Берлине восторгался фризом Пергамского алтаря Зевса, в Париже, в Лувре, часами стоял перед Джокондой Леонардо да Винчи, перед величайшим из великих творений древности Венерой Милосской. В Венеции он исполнил множество этюдов и рисунков; вечерами, прогуливаясь от  моста Риальто до Кампо дель Театро, любовался дворцом венецианских дожей, причудливой громадой собора святого Марка, беломраморной колоннадой библиотеки Сансовино. В Риме он созерцал вечно живое величие Пантеона, Колизея‚ собора святого Петра, заходил в Палаццо Питти и Руччелаи, полные бессмертных творении Тициана, Рафаэля, Тинторетто, Фра Бартоломео и многих  других.   

   Очень мало создал Дубовской за свою жизнь  картин чужой природы, и нет среди них ни одной, равной «Родине» или «Радуге», ни одного этюда, равного «Мишкиной балке», «Блеску моря» и другим. Великая сила родства с русской землей беспокоила художника везде, во сне и наяву, требовала воплощения в красочных образах.    

  «Родина»... Почему волнует эта простая по композиции и неброская по краскам картина? Почему хмурое небо и земля с пахарями и бедным хуторком производят такое сильное впечатление? Крестьянин средней полосы России, хлебороб Украины или старожил донских степей скажут, что это ведь знакомая им с детства степь где-нибудь под Тулой, на Полтавщине или на Дону у хутора Калмыкова и так далее. И все-таки точно они места указать не смогут, ибо это пейзаж не какой-нибудь конкретной местности, а обобщенный, собирательный образ родной природы; в этом полотне, как ни в каком другом‚ Дубовской проявил большое мастерство типизации, а найти типичное и выразить его в линиях или красках доступно только подлинному художнику.    

    Как все произведения Дубовского, картина «Родина» очень проста по композиции. Бескрайние поля и луга, изрезанные пологими оврагами и полосами пахоты, хутор или окраина села вдали, пахари с волами. А над всем этим облачное низкое небо, бросающее на землю тусклые пятна света и холодной прозрачной тени. Душу зрителя охватывает ощущение спокойствия и уверенности в незыблемости и вечности мира, в красоте родной земли. Такое чувство всегда испытываешь при виде больших пространств полей, воды или лесов, при виде неторопливой, размеренной жизни людей среди природы, тем более если это знакомые с детства места. Русский поэт И. М. Никитин не зря говорил о «врачующем просторе» Руси: человек, выйдя на природу или глядя на пейзажную картину, отрешается от всего мелочного‚ суетного — от всего, что никчемно, но что досадно волнует и беспокоит в повседневной жизни. 

    При композиционной и колористической гармонии в картине «Родина» есть противопоставление: могучая ширь, поистине богатырский размах просторов земли и неба и в контрасте с ними будничная, тихая жизнь людей, возделывающих поля. Художник воссоздал не только красоту природы, он изображает также природу как арену деятельности человека, как место его многотрудного существования. Картина воспринимается как очень большое, стройное и гармоничное произведение, в котором диссонансы только ярче оттеняют главную мысль. «Родина» повествует о природе и человеке-труженике, она поэтична, напевна, как широкая раздольная песня, да и сама ее композиция подобна плавному, широко расстилающемуся ямбу. Как и во всех своих лучших вещах, Дубовской в этом произведении не старается поразить зрителя цветовыми или световыми эффектами, техникой письма. На полотне показана сама действительность, тонко преломленная в сознании художника, превращенная в глубокий и значительный образ родины.    

  В 1905 году картина экспонировалась на передвижной‚ а в 1911 году она была отправлена на Всемирную выставку в Рим. Подавляющее большинство художников и критиков оценили ее выше всех современных пейзажей, представленных на выставке. Вот что писал автору И. Е. Репин, находившийся тогда в Риме: «...Лучший пейзаж всей выставки, всемирной, римской! Вас, Николай Никанорович, я особенно поздравляю! Еще никогда Вы не были так великолепны и могущественны. Оригинальная, живая и красивейшая картина!!!»    

  Дубовской — пейзажист большого диапазона. Он отображал все времена года, суток, многие интересные явления природы. Трудно сыскать другого пейзажиста с таким большим разнообразием свершенных замыслов. Произведения «Буря утихает», «Ураган в степи», «Свежеет», «Трепет моря», «Парит» и другие воссоздают интересные и очень сложные для живописца моменты в жизни природы. Одним из самых значительных произведений этого цикла является большое полотно «Притихло»‚ созданное еще в 1890 году. 

    Балтика. Притихшее море, вдали угрюмый холмистый берег, к нему спешит еле видимая во мраке лодка. Огромная плотная туча нависла над зеркальной гладью залива и как бы придавила, сгустила весь окружающий воздух. Это одно из тех творений, перед которыми забываешь обо всем и целиком попадаешь под его обаяние. Говорить о красках этой картины почти невозможно: их не видно, они стали водой и воздухом.     

   Дубовской знал природу не только как художник. Как о Шишкине говорили, что он «ученым образом» знает лес, так и о Дубовском можно сказать, что он изучил не только формы и краски окружающего мира, но и всевозможные, зачастую трудноуловимые явления природы. В этом человеке жило неукротимое упорство, стремление все познать, претворить видимый мир в живописные образы. Он изучал природу повсеместно, совершенно не обращая внимания на любопытных, фиксировал ее из вагонов, с круч Сен-Готарда; он рисовал в кавказский зной, когда все живое пряталось в тени, писал этюды под сырыми, промозглыми ветрами Бретани, в неистовый прованский мистраль и в петербуржскую стужу, когда стыли краски, а пальцы рук и все тело сводило от холода.      

Вот и это крупнейшее полотно Дубовского — «Притихло» — говорит о нем как большом знатоке и истолкователе грозных явлений природы. Картина настолько верно передает определенное состояние природы, что вызывает у смотрящего чувство беспокойства, как тревожит в натуре зрелище  стихии, грозящей ливнем, градом или сильным ветром.    

     В одном из своих писем знакомым художник писал: «Мотивом для создания этой картины было то захватывающее чувство, которое овладевало мною много раз при наблюдении природы в момент тишины перед большой грозой или в промежутки между двух гроз, когда дышать бывает трудно, когда чувствуешь свое ничтожество при приближении стихии. Это состояние в природе — тишина перед грозой — можно выразить одним словом «Притихло»...»     

Картина, экспонировавшаяся на Х\/III передвижной выставке, имела огромный успех. Крамской, Репин, Ярошенко, Левитан, Стасов и многие другие художники и художественные критики признали это произведение Дубовского необыкновенным явлением в русском пейзажном искусстве.      

Вскоре, прямо с выставки, картина «Притихло» была приобретена царем. Понравилась? А может быть, показалась ему символичной? Бывали и такие случаи, когда всякого рода «вершители судеб людских» приобретали произведения, идейный смысл которых был явно или скрыто направлен против них. К этому их побуждали разные причины: или стремление поскорей упрятать «крамольную» картину от глаз народа, или желание поиграть в либерализм, или доказать «черни» уже самим приобретением, что картина не имеет никакого опасного подтекста.    

Трудно сказать, вкладывал ли Дубовской двоякий смысл в свое лучшее полотно, думал ли о приближающейся революционной буре. Если даже и нет ‚ то все же в 1890-е годы, в годы значительных революционных выступлений молодого русского пролетариата, картина будоражила умы и сердца людей своим ярким воссозданием свободной и могучей стихии.    

Следующее крупное полотно Дубовского — «На Волге» (1892) — написано по старым впечатлениям, когда в 1882 году, получив премию от Общества поощрения художеств за пейзажи «Перед грозой» и «После дождя», он совершил небольшое путешествие по Волге. Это произведение еще в большей степени, чем «Притихло», совершенно по мастерству исполнения. Малопримечательный на первый взгляд мотив с громадной ширью вод, с рыбаками, чайками и утками превратился под кистью художника в величественное, монументальное, неторопливо повествующее произведение. Жена Дубовского вспоминает: «Не было слышно обычных замечаний — «Удивительно! Мастерски написано!» Очевидно, не в мастерстве было дело, а в том чувстве, которое в художнике вызвала русская река, многоводная, величаво покойная, с безбрежно просторною гладью своих вод, кормилица многих тысяч людей, видавшая и добрые годы, и бурные дни злосчастья, и русской удали, и вражеских налетов...»      Успех картины был так велик, что автор был приглашен с нею «вне жюри» на шестую мюнхенскую выставку, а такие приглашения давались только особо признанным мастерам.    

   Дубовской, как уже упоминалось выше, был во многих странах Европы, где изучал искусство прошлого и новые течения. В его обширном наследстве  есть картины с заметным влиянием импрессионизма, среди них такие ,как «Море» (1911), есть полотна со следами влияния творчества швейцарского художника А. Калама («Альпы»‚ 1905). Немало у Дубовского произведений, в которых заметно влияние академического романтизма. Более глубоки по содержанию те картины, в которых он органически сочетал лучшее из академических традиций с искусством передвижников и обогатил свое творчество новейшими достижениями в области пленерной живописи. Но всегда и везде художник на первое место ставил содержание; значительность и глубина живописного образа природы более всего интересовали Дубовского даже тогда, когда он писал свои многочисленные радуги или воссоздавал картины бурь и гроз. «В искусстве, — говорил художник, — много сторон, и чисто красочные разрешения нам тоже нужны, но что дороже: внешний лоск. который завтра же будет побит еще более нарядной живописью, или внутреннее, духовное содержание вещи, которое навсегда останется ценным. Форма есть средство для воплощения цели, а не главная цель».      

В Саратовском художественном музее имени А. Н. Радищева есть небольшая картина Дубовского «После грозы» (1897). Это одна из тех вещей, которая характеризует его творчество. В ней все до предела просто и естественно. Видимо, художник‚ как увидел все это в жизни, так и написал, ничего не изменив в композиции и в состоянии природы.      

Это маленькое полотно еще не имеет сюжетной глубины и значения, равных тем, какими обладают его шедевры «Родина», «Притихло», но оно очень свежо по краскам, в нем много света и воздуха, в исполнении чувствуется уверенная рука художника, в совершенстве овладевшего мастерством. Оттого так и чудится шум омытого дождем леса, и весело лепечут своими листьями близнецы-березки, пронизанные струями свежего ветра и золотыми лучами солнца. Поистине «свежо, весело, любо»!     

Как уже было сказано, произведения Дубовского есть во всех крупных музеях нашей страны, но наиболее полно его творчество представлено в Новочеркасском музее истории донского казачества.  

   Еще в 90-х годах у Дубовского возникла идея создать у себя на родине, в Новочеркасске, художественный музей. Он советуется с товарищами и пишет об этой идее властям города. Со своей стороны, Дубовской предлагает внести значительную сумму денег для постройки здания музея и других расходов. Кроме того, он обещает дать для музея несколько своих собственных работ и работ своих товарищей из личного собрания. Он обращается также к донскому художнику И. И. Крылову, просит содействия и выражает уверенность в том, что им помогут и другие художники Дона. Из-за лени и косности властей Новочеркасска эта мечта при жизни Дубовского не осуществилась. Все же он надеялся на лучшие времена и, умирая, завещал свое собрание картин родному городу. Только в 1946 году рисунки, этюды и картины Дубовского и многих его товарищей- передвижников были помещены в Новочеркасском музее. Далеко на периферии появилась большая коллекция из произведений Н. А. Ярошенко,  Г. Г. Мясоедова‚ И. И. Шишкина, А. А. Киселева‚ И. Е. Репина, братьев  Васнецовых, Е. Е. Волкова, В. Е. Маковского и  многих других. Но большая часть картин музея  принадлежит кисти Дубовского.     

  Лучшие из всей коллекции — картины Причерноморья и Приазовья. Картины «Курганы в степи», «Мишкина балка», «Радуга», «Дождь прошел» образно отразили в себе природу юга России. В них художник показал себя достойным певцом казачьей стороны с ее широкими «лазоревыми» степями, зелеными плавнями, степными тихоструйными речками и буераками‚ со «славным батюшкой» Тихим Доном.    

  Донщина, некогда дикая, сейчас выглядит совсем иначе, чем это мы видим в полотнах Дубовского, а Новочеркасск, родина художника — это большой промышленный и культурный центр, город вузов. Картины Дубовского заслуженно помещены в залах Музея истории донского казачества. Посетитель выносит полное и цельное впечатление о прошлом этой степной стороны, которая была когда-то и колыбелью многих «народных заступников»‚ и оазисом воли среди необъятной пустыни крепостничества, и русской Вандеей…      

Одной из ранних картин Дубовского является  «Мишкина балка» (1885). В ней мало сочинения и много непосредственного наблюдения. Среди опаленных солнцем рыжих холмов , в долине, неприхотливо теснятся изумрудно-зеленые купы деревьев.  Легкий порыв ветра взбудоражил листву верб и осокорей, и она засверкала своей ослепительной серебристой поверхностью. Преобладают чистые холодно-зеленые тона, уголок природы в картине весь затоплен солнечным светом. С большой любовью написан этот пейзаж окрестностей Новочеркасска. Видимо, приятно было художнику после шумного Петербурга или знойного Новочеркасска очутиться среди природы, вдохнуть полной грудью ароматный степной воздух.     

В картине нет эффектных световых планов, это естественная, без всяких академических предвзятостей композиция. Много еще после нее художник создал произведений, среди них были весьма значительные по содержанию, величественные и монументальные, но не столь много было среди них таких искренних и задушевных.      

Еще больше солнца в этюде той же «Мишкиной балки». Но мотив здесь совсем иной и написан этюд прямо «против солнца»; чувствуется зной, какой бывает на Дону в конце лета. В маленьком этюде охвачено большое пространство с балкой, холмами, с одиноким куренем, с отбеленными на солнце космами ковыля и порея, с ярко-зелеными кустами душистого донника.     

 Одной из лучших картин Дубовского, жемчужиной Новочеркасского музея является «Радуга» (1892).       Вода‚ полоска берега; человек рыбачил и вдруг залюбовался радугой. Не многие художники умели передавать это прекраснейшее явление природы, ибо необходимо большое мастерство, преодоление  огромных живописно-технических трудностей для его воспроизведения. У Дубовского радуга передана виртуозно. Она бесплотная, прозрачная, сквозь нее просвечивают уходящие тучи. Фосфоресцирующая дуга как бы разбрасывает свои разноцветные искры-самоцветы по всему пространству, но это цветовое богатство объединено в картине гаммой коричневых и фиолетовых тонов. Большое техническое мастерство, чувство цвета и мера во всем позволили Дубовскому создать это в высшей степени гармоничное и волнующее произведение.       

  Человек в лодке слегка выделен светом, он несет большую композиционную нагрузку: стоит только его мысленно убрать, как нарушается не только композиция, но и весь образный строй. На первый план резко выступит эффект, и картина потеряет главное — свою очень благородную и гуманную идею. А идея эта действительно гуманна и прекрасна: природа для человека! Яркая, величественная природа не только не подавляет, а как будто создана для бытия этого невзрачного с виду бедняка, в котором живет любовь к прекрасному. Не случайно художник написал его стоящим в лодке: человека так захватило зрелище великолепной летней радуги‚ что он встал, любуясь...      По мастерству выполнения и по образности «Радуге» не уступает картина «Курганы в степи» (1900). Размеры ее сравнительно невелики, но впечатление она производит величественной и монументальной. Пожалуй, ни об одной картине Дубовского не скажешь в такой мере, как об этой, что она соответствует духовному складу художника. Ему, натуре гармоничной и уравновешенной, видимо, не стоило уж очень большого труда создать эту картину.     Далекая, бесконечная линия горизонта, параллельно ей растянут в балке хуторок, плавная певучая линия кургана — эти просто и естественно рас- положенные компоненты пейзажа создают впечатление спокойствия и величия. Небольшое стадо волов, идущее из глубины пространства, несколько нарушает однообразный параллелизм, вносит неторопливый, мерный ритм в эту степную симфонию. Больше половины плоскости холста занимает небо. Оно высокое, но тусклое, с легкими бледно-оранжевыми облаками. Это монотонное, блеклых тонов небо активно поддерживает весь минорный строй произведения. Кто знает южную степь, примерно конца августа, тому особенно по душе придется эта картина. Она лишена каких бы то ни было цветовых, световых или композиционных эффектов, но зато полна торжественного спокойствия, напоена пряными ароматами белесой полыни и донника‚ горицвета и степного шалфея.     

Эту картину Дубовской писал в Петербурге, по памяти; очень часто художнику легче создать типическое по памяти, по своим прошлым, так сказать, отстоявшимся впечатлениям от родной стороны. «Курганы в степи» — одно из тех произведений, в котором Дубовскому удалось выразить самую душу знакомой с детства природы, которая, безусловно, волновала его как отрадное воспоминание, как образ родины.       

В 1884 году Дубовской показал себя тонким живописцем зимней природы. Пейзаж заснеженной деревенской околицы экспонировался на II выставке передвижников и заслужил высокую оценку общественности. «Зима» прямо с выставки была приобретена П. М. Третьяковым. Она оставалась лучшим изображением зимней природы, хотя с тех пор немало было написано этюдов и картин зимы. Но вот в 1900 году Дубовской создал еще одну картину на эту же тему. Она находится в Ростовском областном музее изобразительных искусств. «Зима» Третьяковской галереи эффектна по цвету: нежно-фиолетовые и синие тени на чистом снегу контрастно сочетаются с розовыми и оранжевыми отблесками вечерней зари. «Зима» Ростовского музея почти лишена цветовых эффектов, да и по мотиву она менее занимательна: пустынная балка с темным разливом воды, тонкоствольные деревья да еле приметный стаффаж — крестьянин на дровнях. Тем не менее в этой картине много подлинной поэзии и правды. Художник передал то состояние природы, когда очень тихо и падает снег. Нет в картине лазурного или бирюзового неба, нет яркого утреннего или вечернего освещения, нет голубых и синих с фиолетовым отливом теней на снегу —никаких эффектов. Зато в картине чудесно передано сочетание матово-белого поля снега и блестящей бурой глади воды. Очень тонко увязаны белые тона снега и приглушенные тепло-серые тона его отражения в воде. Еще более тонко передана гармония снега и серого с теплыми отливами неба. Такими красками, остро наблюденными в природе, Дубовской воссоздал, опоэтизировав, этот простой  уголок родной земли, когда после затянувшейся осенней слякоти она, наконец, покрывается пушистым снегом.      Нужно было иметь действительно незаурядное  дарование и мастерство, чтобы заставить зрителя восторгаться этим на первый взгляд будничным  пейзажем.    В 900-х годах тема труда и быта, тема страдающего человека, хотя и в виде стаффажа, занимает в творчестве Дубовского все большее и большее место. Две картины - «Сумерки» (1901) и «Надвигается туча» (1912) — как раз и написаны в тот период, когда, удрученный, возмущенный тяжелой русской действительностью, он хотел было совсем отказаться от пейзажного жанра и обратиться только к бытовому, в котором он более ясно и открыто рассказал бы о жизни русского народа, о своих думах. В это время им было написано немало жанровых картин, более значительна из них «Землекопы» (1907). Но скоро Дубовской понял, что для работы над жанровыми композициями у него нет соответствующих многолетних навыков и достаточного знания пластической анатомии человека. К счастью, художник вовремя почувствовал, что его призвание — пейзажный жанр, что и в картинах природы есть возможность показать свое отношение к окружающей действительности. И это было глубоко верно. Правдивый и яркий пейзаж воздействует подобно музыке, прямо и непосредственно обращаясь к глубоким чувствам и мыслям человека. Пейзажное искусство Шишкина, Васильева,  Саврасова, Левитана не только обогащало русского зрителя эстетически, но и воспитывало в  нем патриотические чувства.    Чрезвычайно грустное настроение возбуждает  картина «Сумерки». Тускло и невесело глядят серые хатки на гнилой пруд, подернутый белесым туманом испарений, на согбенную, какую-то недужную фигуру станичника, бредущего с лошадью и коровами через мост, да и весь пейзаж с его блеклыми коричневыми и тускло-желтыми тонами тоже кажется больным. По настроению эта картина перекликается с созданной годом ранее прекрасной гуашью «Ноябрьский вечер» (1900). В ней тот же серо-коричневый колорит, холодный мрак вечера, также жалко выглядит фигура крестьянина верхом на лошади среди промозглой слякоти улицы. Однако есть одна важная деталь, которая почти в корне отличает по настроению картину «Надвигается туча» от «Сумерек», — огоньки в окнах. Приветливо манят они к себе продрогшего путника, обещая тепло и отдых. В «Сумерках» же нищенское прозябание человека и тоска, разлитая во всем пейзаже, кажутся безысходными.        Картина «Надвигается туча» имеет прообраз, она является значительно измененным вариантом «Притихло». По колориту они сходны, но есть разница в композиции, и природа в пейзаже «Надвигается туча» показана в следующей, переходной фазе развития от момента затишья к буре. Медленно, страшно, как живая, движется туча над водой, холодно и неуютно в природе. Уже зазмеились по воде темные полосы от первых порывов ветра, вспыхнула молния и осветила далекий берег, засуетились еле заметные в темноте на берегу рыбаки. Скоро разразится...      

Не всякая тематическая картина так воздействует на душу, как хороший пейзаж. Любуясь природой или созерцая яркий реалистический пейзаж‚ зритель острее ощущал разлад между идеалом и действительностью, еще резче бросалась ему в глаза разница между красивой жизнью природы и безобразными сторонами жизни людей,  «свинцовыми мерзостями» самодержавного строя. «Какие деревья! В сущности, какая красивая жизнь должна быть возле них», — говорит Тузенбах, герой пьесы А. П. Чехова «Три сестры». Подобные мысли, безусловно, приходили в голову зрителя перед многими пейзажными полотнами русских художников.       

Любовь к родине и ее природе — действенное чувство: где любовь, там и ненависть к врагам, ко всему, что мешает наслаждаться ее красотами.        У Дубовского очень мало произведений с таким мрачным содержанием, как в полотнах «Надвигается туча», «Сумерки». В основном для него характерно светлое восприятие природы. Особенно жизнерадостны его марины «Красивый день» (1903), «Море» (1911), «У скалистого берега» (1913), «Свежий ветер» (1914). Так же мажорно звучит его как бы выкованное из серебра «Море» (1912) и золотой «Закат солнца» (1909) и многие  другие морские пейзажи, хранящиеся в музеях нашей страны.       

В пейзаже «Красивый день» Дубовского море как бы смеется. Теплый ветер гонит на скалистый берег волны. Все здесь живо, ярко, нарядно: чистое небо е редкими хлопьями облачков, нежная бирюза прогретых солнцем волн, розоватые камни берега. Белое пятно паруса еще больше оживляет лазурную ширь моря.     Небо у Дубовского всегда является важнейшим компонентом его произведений, и писал он его превосходно. Тоска по простору, по чистым и свежим краскам природы выливалась у него в такие волнующие произведения, как рассматриваемый нами «Красивый день», где небо поистине бесплотное, бесконечно далекое. А как сочно и свежо написано все остальное, как техника письма здесь соответствует содержанию! Краски его палитры чисты и прозрачны, вся картина как будто сделана из самоцветов.        

 Дубовского-мариниста можно сравнить с Айвазовским. У Айвазовского давно, еще с детства, накрепко отложились в памяти впечатления о море. Известно, что он работал над картиной, пользуясь больше своей необыкновенной зрительной памятью и воображением, чем натурой, поэтому многие его картины выглядят однообразными, с одними и тем же заученными, хотя и не условными, а живыми тонами воды, воздуха. Дубовской же в каждом своем морском пейзаже новичок. Он ищет и варьирует, и не только в сюжетах, но и в колорите, и в технике живописи. Его работы менее собранны по композиции, менее материальны, но зато более свежи по краскам, более непосредственны и искренни. Несмотря на огромное живописно-техническое мастерство и глубокое знание динамики моря и воздуха, умение иллюзорно и эффектно передавать солнечный и лунный свет, многие марины Айвазовского холодны и оставляют зрителей равнодушными. У Дубовского море всегда разное, неожиданно новое по краскам и по манере изображения воды, берегов, неба. Интересны названия картин и этюдов, они уже сами по себе метко характеризуют мотивы: «Море шумит», «В непогоду», «Чайки над морем», «Парит», «Море в ясный день», «Свежеет», «Скопляются облака», «К полудню тучи собираются», «Блеск моря», «Трепет моря» и другие.      Смело, вдохновенно и страстно создавался Дубовским один из лучших его пейзажей «Море» (1911). Никогда еще Дубовской не писал так широко, и как кстати здесь свободная живописная манера! Свежий ветер вспенил, взволновал воду, надул и накренил парус; стремительно понеслись против ветра чайки.      

  Композиция «Море» необычна для Дубовского, всегда стремившегося к созданию картин с обязательным центром, выделенным цветом, светом или стаффажем. Здесь же все смещается вправо: парус, буруны, скопления облаков и берег, которого не видно, но который угадывается по кипящей белой пене в правом нижнем углу. И вода большими валами накатывается туда же, вправо. Однако композиция не производит впечатления неуравновешенности, случайности. Наоборот, картина очень умно и оригинально построена, все в ней очень крепко увязано, все внутреннее исключительно логично обосновано. Главным компонентом, «удерживающим» левую часть композиции, является солнечный свет, мощным потоком льющийся как бы из-за рамы. Освещенность неба нарастает справа налево. В сторону солнца несутся чайки: вершины валов левого края ярко выделены цветом, просвечивая, они сверкают охристым прозрачным ониксом, янтарем, белесым и маслянисто-бурым халцедоном. Парусник, преодолевая напор волн, плот против волн туда же, влево, к солнечной левой стороне. Кажущееся бессистемным расположение составных частей картины только ярче подчеркивает замысел — борьбу и победу человека над стихией. Очень уместно здесь вспомнить песню К. Вильбоа на знаменитые стихи Н. М. Языкова:  Смело, братья! Ветра полный Прям и крепок парус мой, Нас туда выносят волны, Будем тверды мы душой!     

Новое толкование природы света, цвета и воздуха, которое дали миру такие художники, как гениальный А. А. Иванов, Поленов, Левитан, К. Коровин‚ французские импрессионисты, оказалось недоступным для понимания многих консерваторов. Дубовской создает в это время этюды и картины, в которых много свежих, чистых тонов, много света и воздуха. Таким произведением и явилось «Море». Полотно это соответствует замечательному принципу А. П. Чехова «Лучше недосказать, чем сказать слишком много». Картина «Море» напоминает огромный этюд с натуры — так свежо, смело и,  как кажется, быстро она написана. Но это все-таки  не этюд, а совершенно законченное произведение, полное глубокого смысла и раздумий большого художника.      

Острые социальные конфликты конца Х1Х- начали ХХ века не могли не повлиять на изобразительное искусство. С одной стороны, это время ознаменовалось большими достижениями в области живописного мастерства, небывалой  до того времени силой и новизной восприятия и образного воплощения художниками окружающего мира, с другой стороны, безыдейностью произведений, заменой картины бессодержательным этюдом, поисками символических и фантастических образов. В это время тема моря, могучей и вольной стихии становится в творчестве Дубовского основной.     

   Художник всей душой чувствовал грядущую эпоху, с полным основанием он говорил о судьбе художников-передвижников после революции: «Поверьте: то здоровое начало, которое жило в передвижничестве, умереть не может. Оно возродится, оно нужно будет пробудившимся массам, и эта правда жизни, реализм, идейность — все понадобится новому обществу».       Дубовской умер в 1918 году от паралича сердца в возрасте пятидесяти девяти лет. Он был очень популярен в России, любим и уважаем в среде передвижников, последним вождем которых был. Кроме того, пользовался большой известностью в художественных кругах Европы. Среди зарубежных собратьев по искусству он снискал себе уважение как хороший художник и принципиальный, честный ценитель и знаток живописи. Не раз его избирали и приглашали в качестве члена жюри на выставки в Мюнхене, Дюссельдорфе, Париже и Риме.    

   В наше время достойно оценено творчество художника Н. Н. Дубовского‚ пронесшего через рубеж двух веков традиции большой реалистической картины природы — картины, полной эпического величия, поэзии и глубокого гуманистического содержания.        

Автор статьи: А.А. Прохоров  

Серия «Народная библиотечка по искусству» Издательство «Художник РСФСР» Ленинград, 1967 г.