Опытные музейные сотрудники и работники выставочных залов знают, как трудно бывает экспонировать картины Н.М. Ромадина. Даже при самой удачной развеске, когда каждый пейзаж как будто бы нашел свое место, идеальную экспозицию сделать практически невозможно. Каждое из произведений художника представляет собой автономный, замкнутый в себе мир; оно терпит близкого соседства. Как любимые книги классиков, читанные не раз, картины народного художника СССР, действительного члена Академии художеств СССР Н.М. Ромадина при каждом новом обращении к ним открывают нам все новые грани прекрасного. В его чащобах и перелесках нет успокоенности, несмотря на всепоглощающую тишь, небосвод в них не сияет звонкой голубизной, полуденное солнце не заливает просторы ослепительными лучами. Привлекает в них совсем иное: удивительная проникновенность русского пейзажа. В мае прошлого года художнику исполнилось 80 лет. За плечами более полувека творческого труда. Родился он в Самаре (ныне Куйбышев) в семье железнодорожника. В детстве ему довелось много путешествовать с семьей по России, очень рано начал трудиться. Работая газетчиком и переплетчиком, юноша мечтал стать художником. После учения в Самарском художественном техникуме в 1923 году Ромадин приезжает в Москву, поступает на живописный факультет Высших художественно-технических мастерских (Вхутемаса) и в 1930 году оканчивает его. Обучение у Д. Щербиновского, А. Древина, Р. Фалька в первом советском художественном вузе страны, окружающая среда оказали на него немалое влияние. Интерес у Ромадина к пейзажу проявился рано, в самом начале 1930-х годов, когда он работал над историко-революционными композициями. После окончания института художник интенсивно работал, настойчиво, нащупывая свой, единственный путь в искусстве. Обостренная чуткость к состояниям природы, ее непрестанной изменчивости определила не только характер его поиска, но и дальнейшую творческую судьбу. Встреча с М.В. Нестеровым и длительное дружеское общение с ним оказали существенное воздействие на молодого художника. Пристальное изучение русского классического наследия также стало одним из главных слагаемых его духовного багажа. Можно с уверенностью сказать, что лучшие произведения Н.М. Ромадина не только прочно вошли в историю изобразительного искусства, став неотъемлемой частью постоянных экспозиций крупнейших музеев нашей страны, – они стали классикой советской пейзажной живописи. В годы Великой Отечественной войны художник работал над циклом, посвященным Волге. «Село Хмелевка» (1944) – пейзаж, построенный на тонких колористических соотношениях в едином теплом, чуть приглушенном тоне. Живописец увлечен передачей чуть подернутого дымкой осеннего воздуха, светлой желтизны последней редеющей листвы на молодых березках, пожухлых трав, подсохшей, выцветшей земли после уже, убранного урожая. Вдали, за редко разбросанными домами виднеется раскинувшийся из края в край водный простор. Просто, без нажима и патетики, создает художник в своем «Волжском цикле» живописную поэму о великой русской реке, о Родине. Недаром, К.Г. Паустовский писал о нем: «Труд Ромадина – не только труд живописца, но и подлинного патриота. Его полотна – это поэма о России». «Дорогу я могу писать бесконечно», – за этим признанием художника стоит нечто большее, чем только любовь к природе. Но, так ли далеко простирается пространство в его этюдах и картинах? Кажется, что художник нарочно избирает низкую точку зрения: в его пейзажах мы не видим, как далеко уходит тропа в рожь, где она делает крутые повороты, где та, манящая даль, куда вечно стремится путь. Однако, по легкому колыханию, зреющей нивы, но неясной фигуре путника, по множеству других примет угадывается глубина. Художник как бы незримо присутствует здесь. Он и есть тот единственный странник, которому дано познать ни с чем не сравнимое чувство дороги. В этюдах: «Дорога во ржи» (1946) и «О красном вечере задумалась дорога» (1972), различных и по времени их создания и по настроению, проявилось романтическое мироощущение мастера. При «погружении» в мир картины: «В родных местах Есенина» (1957) в памяти всплывают стихотворные строки поэта: «С бугра зеленого в синеющий залив упала смоль, качающихся грив...». Картина воспринимается, как изобразительная параллель стихотворению: «Табун». Обостренное ощущение красоты рязанской земли, трепетная нежность чувств, испытанных в юности, горькое понимание их безвозвратности – все это соединилось в живописной гармонии цвета, то ярко, вспыхивающего, то приглушенного. Особое место в творчестве Ромадина занимает интерьер. Взаимодействие пейзажа и интерьера, душевного мира человека и мира за окном ясно ощущается в картине: «Белая ночь» (1947). Большой эмоциональностью насыщен: «Красный интерьер» (1958); интересна картина: «Художник Федотов» (1959), вызывающая ассоциации с федотовским полотном: «Анкор, еще анкор!». Спустя много лет Ромадин вновь возвращается к этой теме (вариант картины 1978-1979 годов). Обращение к тем, или иным истокам в искусстве, вернее, настоятельная потребность погружения в мир, созданный любимым мастером, дает о себе знать на протяжении всего творческого пути Ромадина. И даже в спокойных, умиротворенных интерьерах с видами на Волгу, или Белое море («Окно на Волгу», «Северный интерьер») ощущается некоторая тревога. С не меньшим постоянством художник пишет зимнюю ночь («Ночная тоска», 1958). Чувство одиночества рождает притихшая, словно уснувшая деревенская улица с заснеженной дорогой, заиндевелыми деревьями, объятая звездной ночью. Пространство полотна не делится резко на даль и близь; все едино здесь – от неверных теней на снегу на переднем плане до неясных очертаний деревенской церкви вдали, почти, сливающейся с горизонтом. В ритмах пейзажа, написанного во внутреннем дворике Эрмитажа с видом на освещенные окна зала Рембрандта, есть свое восхождение, своя кульминация; взгляд на освещенные окна буквально продирается сквозь густые, запорошенные снегом ветви. Художник напряженно вглядывается в окна, где находятся, любимые им полотна великого голландца. Обращение к автопортрету – явление достаточно редкое в творчестве художника-пейзажиста. Автопортреты Ромадина представляют собой аналогию его лирическим дневникам. Как и в дневнике, который он пишет для себя, в автопортретах Ромадина – пристальное и вдумчивое всматривание в окружающее, строгое суждение о самом себе. Автопортреты Ромадина конца 1930-х годов, экспонированные в 1976 году в Государственной Третьяковской галерее на выставке: «Автопортрет в русском и советском искусстве», были для зрителя открытием. Созданный в 1943 году автопортрет Ромадина пополнил собой знаменитую коллекцию автопортретов в галерее Уффици во Флоренции. Большинство лесных пейзажей Ромадина обладает свойством активного включения зрителя в свое пространство. Вспомним картины: «Золотые почки» (1955), «Лесная речка» (1956), «Лесное озеро» (1969). Лесные поляны, прогалины, русла прозрачных лесных ручьев, окруженные плотной зеленой стеной, изображены таким образом, что рождают чувство близости к ним, нашего там присутствия. Зритель невольно ощущает себя словно бредущим по лесу путешественником. Казалось бы, это могло привести к тщательному рассматриванию каждого сучка, или причудливого узора лишайника на стволе... Но, художник точно знает меру, и потому любой, как будто случайно, увиденный им уголок природы превращается под его кистью в законченный художественный образ. Живопись Ромадина отлична своей узнаваемостью. Мазок его кисти трепетен, отрывочен и точен. Изображает ли художник, нагнувшуюся под тяжестью гроздьев ветку рябины, багрец, облетающих листьев («Лесное озеро»), готовую распуститься зелень («Золотые почки»), белую кипень черемухи («Черемуха») – живописная фактура его работ достаточно самоценна. Будучи всегда верен натуре, он не позволяет себе увлекаться деталями. Сквозь нежный пух, зацветающего ивняка («Пейзаж в Островском»), меж тонких веточек прозрачной осиновой поросли («Затопленный лес) художник видит лес, как прекрасное и мощное творение природы. Общеизвестна истина, что в искусстве подлинного художника время непременно присутствует, даже, если его произведения и не касаются конкретных событий. Драматизм пережитого проступает в самом красочном строе картины: «Последний луч», написанной в последний год войны. Закатный луч, внезапно, окрасивший сосны в карминно-красные тона, рождает в нас чувство тревоги. Деревья перед лицом опасности словно сомкнулись тесной ратью. Исполнены гордого величия картины: «Волхов» (1947), «Кудинское озеро» (1974-1978), «Воспоминание о Венецианове» (1978). В них вольно дышится – их панорамное построение открывает широкий простор. Глубоко, осознанные и впитанные традиции М.В. Нестерова нашли наиболее полное воплощение в картине: «Керженец» (1946). Один из многочисленных притоков Волги, поросший по берегам мелколесьем, Керженец весной надолго выходит из берегов. Ромадин любит писать, залитый водой кустарник, любит наблюдать весеннее пробуждение природы, когда только-только начинают зацветать деревья, а весенний паводок еще не сошел. Именно такое состояние уловил художник в «Керженце» – одной из самых любимых их картин. В этом произведении с тонко разработанной колористической гаммой, выполненном, кажется, на одном дыхании, слияние природы и человека органично и естественно. Реальность претворилась в поэтическое откровение, образ прекрасного обрел живую плоть. Хотелось бы привести в связи с этим слова М.В. Нестерова: «... устремляя свои художественные помыслы на сокровеннейшие стороны души человеческой и окружающей его природы, я всегда предпочитаю наиболее натуральные формы, как наиболее убедительные...». Становление духовного мира современника немыслимо без любви к природе родной земли. Наиболее ярко выражена она в искусстве пейзажа. Вспомним полотна П. Кончаловского и А. Лентулова с их энергичным письмом и жизнерадостной сочностью палитры, работы П. Корина с их величавой протяженностью, благородно сдержанные, лиричные пейзажи Н. Крымова. Свой, особый вклад внес в сокровищницу советской пейзажной живописи и Н. Ромадин. Циклы его пейзажей отличаются большой цельностью. Совершенство природы в соединении с трепетностью чувства художника составляют суть его искусства, не оставляющего зрителя равнодушным. К. Паустовский так характеризует творчество Ромадина: «... Картины Ромадина неотъемлемы от природы. Они – живые куски ее. От этих картин можно озябнуть на ветру, вдыхать всей грудью весенний речной холодок, промокать насквозь от дождя, услышать запах перегретой хвои. Особенно щедр Ромадин в изображении лесов и осени. Керженские леса, стоящие по колено в полой воде, рудые северные сосны в низком свете заката, свежие перелески в полусвете сумерек, могучие скульптурные ели, лесистые края России – все это существует во всей подлинности на его картинах». Искусство художника заслужило высокое общественное признание. В 1946 году за серию пейзажей: «Волга-русская река» Н.М. Ромадин был удостоен Государственной премии СССР. В 1980 году художнику была присуждена Ленинская премия за работы: «Кудинское озеро», «Весна на Северном Кавказе», «Лесная деревня», «Подмосковная зима», «Гроза. От дождя», «Берендеев лес», «Есенинская Русь». В мастерской художника – множество работ, ожидающих завершения и только еще начатых. Верный избранному им жанру, живописец работает увлеченно, с неослабевающей энергией. Среди задуманных работ много зимних пейзажей. У К. Паустовского есть лирическая новелла, названная так, как подписывал свои ландшафты безымянный художник Фландрии: «Мастер зимних пейзажей». Герой новеллы приходит в залы Эрмитажа ради полотен этого мастера. И у нас есть зрители, которые приходят в Государственную Третьяковскую галерею, чтобы еще раз увидеть картины Николая Михайловича Ромадина, и очень огорчаются, если в экспозиции отсутствует их любимое произведение. А это – истинная награда художнику.

Автор статьи В. Азаркович

Материал взят из публикации: Азаркович В. Пейзаж в творчестве Н. Ромадина // Искусство. – 1984. – №1. – С. 18-23.