«Деревья в инее, а снега вовсе нет. Зима задумалась у столбовой дороги. Радимов Павел я, художник и поэт, советский гражданин и человек нестрогий...». ...Деды мои, отец и дядя пахали землю, косили и молотили, в юности любили борьбу и бились на кулачках... Легко мне жилось в избе деда Никанора, а жизненные поучения старика окрыляли мои силы и развивали упорство в деле овладения живописным мастерством. Через деда Никанора я понял, что прежде надо полюбить жизнь, набраться бодрости и смелости в полной мере, тогда приблизится цель, какую ты себе наметил. Цель же у меня была та: научиться живописному искусству... вот почему решил я пройти жизненный путь с палитрой в руках на свой страх... Не раз приводил Никанор слово: «дерзай». Я дерзнул сделаться живописцем, одновременно, я сделался и поэтом. Дед Никанор благословил меня на оба эти искусства. И уже в 1913 году Валерий Брюсов, которому я послал свою картину и стихи, писал ко мне: «Ваша картина мне очень нравится (особенно по своим тонам) и давно висит в моей гостиной, так, что я каждый день вновь вижу ее. По-прежнему, верю, что Ваше истинное призвание – живопись, хотя и в Ваших стихах, как Вы знаете, мне многое нравится...».  Я почувствовал силу живописи. Но, отец отдал меня в духовное училище и семинарию, где бурсацкие нравы не поощряли живописные мои наклонности, рисование в бурсе было вольным уроком. Я стал посещать эти уроки и сделался вольным живописцем... Лучшим днем в училище был день роспуска. Серый мерин снова увозил меня в деревню к мужикам, занятым нужной повседневной работой... Отец на краски, кисти и полотна давал мне пять рублей в год. Бабушка жалела, что я занимаюсь этим недоходным делом... Если со мной не оказывалось красок, я был несчастнейшим человеком в мире. 1905 год. Я живу в Москве, в Сокольниках. Я занимался в частной художественной школе Большакова. У Большакова писали, кто, как хотел, было много богатой молодежи... и я понял, что ходить сюда, мне незачем. В столичные университеты семинаристов не допускали, я ткнул пальцем в ближайшее место на карте европейской России и сменил ровно на двадцать пять лет жизнь в рязанской деревне на жизнь в городе Казани в приволжских селах. После университета я преподавал литературу и историю искусства в Казанской художественной школе и во втором реальном училище, жил среди художников, писал бесчисленные этюды и в 1908 году впервые выступил со своими картинами. Так, началась моя выставочная деятельность... В 1918 году, первом году Октябрьской революции, в мае я и три казанских художника устроили первую бесплатную выставку картин. На открытии были тогдашние вожди пролетарской Казани, среди них Шейнкман, с него я написал к выставке небольшой портрет, к великому огорчению многих моих знакомых, утверждавших, что за близость с большевиками меня расстреляют... Мне хотелось выставкой привлечь зрителя, и это удалось. На выставке зрителя смотрели портрет Шейнкмана. Вероятно, что это был первый в живописи портрет большевика. Шейнкман был председателем Совета солдатских и рабочих депутатов. С ним я много говорил об открытии в Казани Народной академии художеств для Приволжья... Беседы и любовная критика деревенских жителей помогали мне в живописном мастерстве. Замечания были живые, исполненные, непосредственного ума и ясного понимания задач искусства, искусства открывать людям красоту, окружающей их жизни. Трудящийся человек в моих картинах, прежде всего, видел и ценил труд. Однажды, когда я сидел на щербаковском пруду под зонтом у мольберта, проходивший мимо старик из соседнего села Борисоглебского сказал мне вместо обычного приветствия: «Слава труду».

Из воспоминаний П. Радимова

Материал взят из публикации: Писал сонеты пером и кистью [Павел Александрович Радимов – художник и поэт, подборка материалов] // Сов. Россия. – 1987. – 23 декабря. – С. 4, ил.