Книги

Путешествуя по морям, голубой волной обнимающим берега нашей огромной Родины, я часто задумывался: в чем же истинная романтика моря? Море манит бескрайностью, ширью, необузданной мощью, дикой, неприрученной красотой. Тот, кто бывал на северных морях никогда не забудет их особенную, ни с чем не сравнимую величавость. Здесь и суровость и прозрачная нежность. Кто знает дальневосточные берега, тому помнится жемчужная даль океана, неповторимость чувства, которое можно определить лишь одним словом - Океан! А теплая ласковость южных морей, их сказочность и древняя слава. Разве серые стены древних цитаделей, еще возвышающиеся на красноватых кручах Тавриды, не подскажут пытливой фантазии причудливые картины прошлого? А Балтика - первое морское окно России в щирокий мир? Самое оживленное море, море дружбы, большая морская дорога. 

Море и романтика - неотделимы! 

Но однажды в самом центре среднерусского плодородного Ополья в старом городе Переславле-Залесском, на тысячи километров отстоящем от моря, я встретил человека, поразившего меня чем радостно знакомым, запомнившимся. Это знакомое было то ли в плавной цепкости и валкости походки, то ли в свободной и чуть небрежной повадке, то ли в прозрачном взгляде серых, словно напоенных простором и свежестью глаз. На приезжего незнакомец был непохож. Откуда же здесь в сухопутном Переславле морская удаль? Еще Петр І посетил на берегах овального Плещеева озера рыбаков, привезенных с далеких северных фиордов. Они составили замкнутую артель и промышляли в озерных глубинах знаменитую переславскую сельдь, подававшуюся даже к парадному столу московских венценосцев только в торжественные дни. Потомки этих рыбаков и сегодня живут здесь, в Рыбачьей слободке, на берегах неширокой реки Трубеж и специальными сетями добывают из озера реликтовую рыбку. Она особенно вкусна, если прокоптить ее в русской печи на горьковатом дыму ольховых дровишек. Из Рыбачьей слободки был и мой незнакомец. Он чуял под тонким днищем остроносой лодки глубину Плещеева озера, его волну, бьющую в лоб легендарному Синему камню. И не его ли предки натужно тянули тали, поднимая смоленые паруса на петровских кораблях, нашедших здесь в глубине сухопутной России свой первый морской учебный плац? Не отсюда ли пошла морская слава России, поразившая воображение современников неожиданной боевой мощью легкокрылых фрегатов и галионов? Не отлилось ли все это в твердости и прозрачности глаз передавского рыбака, не наполнило ли его душу чувством романтики борьбы и преодоления? Так в чем же романтика моря? Конечно, она и в ревущих штормах, и в ледяной коре, покрывающей снасти кораблей на Северном морском пути, и в туманных рассветах, и в пламени южных закатов. Но больше всего ее в душах людей, причастных морю, умеющих слушать и понимать его, знающих его тайны, воспитанных и закаленных в неравной борьбе с ним, навсегда восхищенных его вечной, неизбывной красотой и мощью. Романтика моря-в людях моря. Только в них - мореходах, промышленниках, строителях - она обретает свою огранку. В их жизни и мужественном труде она раскрывается полно и правдиво, маня к себе каждого, кто хоть раз сумел услышать шуршащий бег волны по мокрой прибрежной гальке. Русские моряки из поколения в поколение ковали морскую славу родины. Не об этом ли говорит картина художника В. Переяславца «Три поколения? Всего лишь групповой портрет, но за ним стоят десятки лет борьбы со стихией, ратные подвиги, отвага и преданность. Семья съехалась к деду в деревню. У стены старого дома, сложенного из бревен вековых сосен, все присели на широкой скамье, где, верно, также посиживал и прадед, тот самый, что свалил сосны в глухом бору и срубил из них дом. Здесь все потомственные моряки - на груди деда Георгий, на бескозырке георгиевские гвардейские ленты. Не за Цусиму ли? А может, за Порт-Артур? Может быть, он-теперь седобородый - стоял комендором у раскаленного орудия, упрямо и бешено вгоняя снаряды во вражескую броню. За что боевые награды у его сына? За Отечественную войну, конечно. За смелые рейды в тыл противника, за самоотверженный конвой морских караванов. Но это в зрелые годы, а в юности? Октябрьская ночь и стрела прожектора, а затем залп носового орудия- туда по Зимнему, где бой. Или другое- звон торцовой мостовой, разбитой дробью кованых флотских сапог, рывок из-под арки на оголенную площадь, к высокой решетке ворот и через нее огненный клубок гранатного взрыва. Не это ли в юности? А юность его сыновей-краснофлотцев? Она иная, она не знает войны, но она в непрерывном боевом учебном походе. Ушли в прошлое грозные плавучие крепости: линкоры и крейсера, им на смену пришло другое оружие, более сильное, невидимое, все-сокрушающее. И от людей, управляющих им, требуются иные качества: большая точность, нацеленность, целеустремленность. Известно, что летчик, работающий на современном реактивном истребителе, расходует за короткий срок в несколько раз больше энергии, чем его собрат, летавший на поршневых машинах. А моряк, уходящий в многомесячное подводное плавание, а морской летчик, а ракетчик или локаторщик, от точности работы которого зависит так много. Таковы три поколения русских потомственных моряков, живое лицо нашей морской славы. И разве, глядя на их простые, улыбающиеся лица, не почувствуешь солоноватый ветер романтики, остро пахнущий выброшенными на скалы морскими водорослями и пороховым дымом.

«Балладой о море» назвал свою большую картину известный советский маринист Иван Филиппович Титов. В ней только ритмичный накат волны, мокрый блеск прибрежных скал, нахмурившееся небо и корабли, идущие в кильватерном стою. Но есть в этом нечто вечное, эпическое, торжественное, как звук медных призывных труб, как гимн борьбы и победы. «Баллада о море» - это песня торжества человека над стихией, песня дружбы и мира, боевой мощи и уверенности. Так ведут свой рассказ о море, о его романтике, о мореходах и послушных им кораблях советские художники, наследующие самые лучшие традиции русского реалистического искусства. В Феодосии, на самом берегу, стоит невысокое светлое здание, всеми окнами и террасой обращенное в морскую даль. Дом чем-то похож на корабль. Его построил художник Иван  Айвазовский, друг Пушкина, романтик и поэт, родоначальник русской маринистической школы. В одной из комнат большого дома была мастерская художника. Сюда осенними ночами доносился шум прибоя. Здесь влажнели шторы на окнах от утреннего бриза. Айвазовский работал много и упорно. Он понимал море. Оно внушало ему почтительное восхищение, поэтому на его полотнах чаще всего можно встретить сцены тщетной борьбы человека со стихией и гибели. Романтика Айвазовского была мрачной, лазурная волна, загибаясь пенистым гребнем, грозила и сулила пучину. Девятый вал губит надежду цепляющихся за осколок мачты людей. Море вышвыривает на прибрежные утесы оставшихся в живых вместе с жалкими обломками их кораблей. Во всю стену самого большого зала феодосийского дома висит картина, раскрывающая затаенное коварство и хищность стихии: близкие провожают счастливых путешественников на корабль. И те, обманутые лазурной гладью, предвкушают безмятежное плавание в удобной каюте парусника. Но Вот берега растаяли в отдалении, вершины гор сначала стали походить на призрачные облака, а потом исчезли совсем, вокруг - водная равнина. И тут началось. Притаившееся, обманувшее бдительность человека море разбушевалось. Вал, как утлую ладью, слизнул казавшееся таким надежным судно и швырнул несчастных мореплавателей в жестокую бездну. Жутко смотреть как барахтаются в синеватой, мутной пене обреченные люди, обманутые коварством волн. Море трудно давалось человеку, противостояло его усилиям, боролось с ним и нередко выходило победителем. По официальной статистике, составленной самоотверженным французским врачом и феноменально бесстрашным человеком Аленом Бомбаром, даже сейчас, в век тысячетонных трансконтинентальных лайнеров, ежегодно при морских катастрофах погибают около двухсот тысяч человек. Двести тысяч! И большинство из них гибнет в самом начале борьбы от ужаса и безнадежности. Что же тогда говорить о прошлом, когда человек буквально отдавался на волю волн? Таким, грозящим, своевольным, роковым, чаще всего писал Айвазовский море. Так писали его и те художники, «полотна которых он любил собирать в свою галерею, занимавшую несколько светлых залов феодосийского дома, похожего на стоящий у пирса корабль. В Крыму, совсем недалеко от Феодосии, среди ореховых лесов и равнин находится тихий городок Старый Крым. Здесь жил и работал мечтатель и романтик Александр Грин. Нужно долго идти по обсаженной вековыми ивами прямой улочке городка, чтобы попасть в домик писателя. Здесь много цветов. В комнате у окна стоит узкая железная кровать, а в углу квадратный, крытый зеленым сукном ломберный столик, за которым обычно писал Грин. Он писал быстро. Часто отрывался и долго курил. На окне, наискосок от стола, против света, в белом стакане из толстого витого стекла всегда было немного цветов. Бегущие солнечные лучи играли в желтоватой воде и округлых, как неторопливая волна, мягких стеклянных обводах. Грин любил море. Даже тогда, когда болезнь принудила его поселиться в степном городке, где воздух был суше, легче, писатель часто добирался до Феодосии и торопился надышаться горьковатой влажностью ветра. А потом- звонкий стук шаров и запах жареного кофе, несущийся из греческих кофеен. Грин любил море особенной любовью, он придумал свое, собственное море. Однажды Грин признался: "…По морям я, конечно, плавал. Но моря огромные, это совсем не те моря, которые вы знаете по географическим картам". По огромным морям Александра Грина добрые и мужественные капитаны прокладывали курс своим алокрылым кораблям. Здесь торжествовала крепкая мужская дружба и преданность, здесь всегда побеждали правда и справедливость, и летела навстречу рассветным зарницам Бегущая по волнам. Грин уходил в прекрасный, придуманный мир своих героев от тщеты и грубости будней. Этот идеальный мир честной борьбы и страсти был удивительно хорош, но он был призрачен и недосягаем, как мечта. Александр Грин плыл в него по своим огромным и светящимся морям один, изредка вербуя на сой блуждающий корабль команду из таких же как он мечтателей, поэтов и романтиков. А там вдали, за сиреневой полосой горизонта, окруженный пенным ожерельем из опасных коралловых рифов, поднимался из прозрачного моря гриновский чудесный остров Триголотид. Грина похоронили на окраине Старого Крыма, на песчаном взгорке, под дикой сливой. И в знойный день, когда над степью дрожит горячее марево, кажется, что отсюда видно далекое, свободное от зла прекрасное море. 

Маринистические мотивы Александра Грина дали темы некоторым произведениям Георгия Нисского. Художник прекрасно уловил романтический дух гриновских образов, он дал им зримые черты и в то же время не приземлил их. На его полотнах коричневые отроги прибрежных гор, спускаясь от самых облаков, теснят к голубым водам залива белые балюстрады приморских городов. А невдалеке на рейде горделиво покачиваются стройные парусники, с подтянутыми к реям парусами. Что это за город: Лисс или Зурбаган? Но уж, верно, никак не маленький и провинциальный Покет. Однако Нисский отнюдь не склонен уходить в мир отвлеченной фантазии, несбыточной мечты. Его образы абсолютно ощутимы и реальны. Просторы подмосковных водохранилищ, созданных нетерпеливой волей человека, новые моря и каналы, возникшие среди полей и холмистых равнин.  Сверкающая стремительность белоснежных яхт, упругие взлеты мостов, счастье скорости и трудной победы. Как хорошо утром, когда крупные капли летнего короткого ливня, словно следы спелых и сточных вишен, чернят полотнище паруса и дробятся сотнями искр на лакированном корпусе яхты! Как замечательно дышится после грозы, когда белая арка, моста, вскинувшаяся над еще темной и тревожной водой, вторит сиянию взметнувшейся в небесах широкой и плавной радуги! На картинах Нисского - то, что принадлежит современнику, то, сто создано его руками и служит ему верой и правдой. Здесь нет ни роковой обреченности ранних романтиков, ни ухода от действительности В прекрасный и благородный мир фантастики и приключений. Здесь сама сегодняшняя жизнь с ее простотой и суровостью, с лаконизмом и выразительностью короткой и звучной стихотворной строфы. Дальневосточные моря, с берегов которых пограничники провожают взглядом тающие вдали силуэты сторожевых кораблей. Распластанность Балаклавы, повернувшейся смелым и неожиданным ракурсом под крылом гидросамолета. Безлюдность обдутых норд-вестом маяков, шлющих людям, как дружеский привет, свой путеводный, пульсирующий луч. Моря Нисского свободны от повседневной, мелочной суеты, и в то же время они полны деятельности и жизни. Они служат прекрасной и достойной ареной для человека, для его неуемной активности и подвига. Нисский с глубоким уважением относится к стихийной мощи природы, но он не умаляет и деятельную силу человека, делающую окружающий мир прекрасным, приспособленным для людей и их умных машин. «Порт на Севере» - одна из больших картин художника: берег, изрезанный глубокими шхерами, как декорации в театре, планами уходит в глубину. Кажется, только кончается одна кулиса, как за ней вширь и в высоту выдвигается следующая, еще более могучая и необъятная. Цепи гор соединяются в беспредельной высоте с облаками. Грандиозная, потрясающая картина мира. Но этот залив, как и скалистые предгорья и свободное небо, - все пронизано человеческой деятельностью и энергией. Укрылся в бухте сторожевой корабль; вслед за облаком планирует на синеву залива, помеченную красным буем, легкий гидроплан. На мачте портовой радиорубки подняты сигнальные флаги, и белый корабль, уходящий в открытое море, точно знает, что сулит ему плавание. Советские люди гордятся морскими традициями своей Родины. Русские исследовали около трети водных пространств земного шара. На географической карте мира более пятисот рек, морей, проливов, островов, архипелагов носят имена наших соотечественников. Космонавты Герман Титов, облетая земной шар, воочию убедился, что на нашей планете воды больше, чем суши. С космических высот отважный советский человек  любовался Тихим и Атлантическим океанами, изборожденными длинными волнами, бегущими к дальним берегам. Океаны и моря, как и материки, отличаются по цвету. Глядя из иллюминаторов "Востока-2" на темно-синюю гладь Индийского океана или на салатную зелень Карибского моря и Мексиканского залива, советский космонавт вспомнил русского мариниста Ивана Айвазовского. Какое богатство и исторических и художественных традиций досталось в наследство нашим мастерам! Советские маринисты хорошо организованы. Это очень помогает им успешно работать. Художники не замыкаются в стенах мастерских. Они частые, тут привычно хочется сказать, гости - отнюдь нет - очень частые, равноправные участники далеких плаваний и походов. Они не только очевидцы того, что делают мореплаватели и рыбаки, подчиняющие себе глубины морей и океанов, они сами вносят свою равную лепту в общий созидательный труд. Это равенство, неотстраненность от общего труда народа, наполняют работы советских художников-маринистов духом заинтересованности в общем деле. Уже состоялось три всесоюзных выставки произведений художников-маринистов. Как правило, им предшествуют областные и республиканские смотры. Прошла первая выставка произведений. Успешно выступили художники-маринисты на большой тематической выставке "На страже мира". Выставки советских художников-маринистов не просто показывают работы, исполненные на морскую тематику, не просто возрождают жанр морского пейзажа -марину, которым так славно русское реалистическое искусство, они демонстрируют активность художников, проникающих в жизнь, стремящихся откликнуться своими произведениями на запросы современности. Понятие маринизма за последнее время чрезвычайно усложнилось. Это можно объяснить прежде всего тем, что деятельность людей, связанных с морем, необычайно расширилась, пришла новая техника. Моряки теперь не составляют замкнутой касты, хотя ревниво хранят славные морские традиции. 

Картина ленинградца Александра Ефимова рассказывает о днях гражданской войны, когда нашему народу в трудных условиях приходилось отбивать наседавшего со всех сторон врага. Не хватало снаряжения и оружия. Каждая пушка, каждый бронепоезд, переделанный на питерских заводах из простых товарных платформ, был победой и торжеством. В своих записках старый путиловский мастер вспоминает, как не спали ночами, работая на оборону, как однажды на завод приехал Владимир Ильич Ленин. Он приехал специально поблагодарить рабочих перед отправкой на фронт одного из таких бронепоездов за преданность Революции, за самоотверженное исполнение революционного долга. Этот эпизод и положил художник в основу своей картины. Но есть здесь одна характерная деталь: вместе с рабочими, в одном строю трудились и балтийские моряки, механики и мотористы. Общими усилиями они делали трудное дело. А теперь молот отброшен прочь, и снова в руках винтовка, и снова в бой, туда, где так необходимы беззаветная храбрость и воинское умение легендарных морских братишек.  Броненосец «Потемкин» - провозвестник Революции. Подвиг его матросов, поднявшихся против всей махины царской России, потряс сознание народа. В действиях восставшего корабля, взметнувшего красный флаг на виду всей черноморской эскадры, было нечто богатырское. 

В богатырском же ключе решает задачу художник Л. Мучник. Вдали, держа котлы под парами, стоит огромный могучий броненосец. Он, как легкими белыми птицами окружен парусными шаландами одесских рыбаков, приветствующих своих отважных братьев. А на первом плане картины шлюпка, в которой рыбаки везут на «Потемкин» немудреное продовольствие, собранное тут же со слободских малофонтанских огородов: оранжевые помидоры, крутую капусту, фиолетовые с зеленцой баклажаны. Все, что есть - все друзьям! В поворотах мускулистых фигур рыбаков ощутима мужественная сила. Эти люди под стать бронированному гиганту, дымящему вдали трубами. И им, этим людям, по плечу его беспримерный подвиг. Это ощущение равенства рождает чувство богатырского братства, единой могучей силы народа. Большие планы и надежды пробудила Революция! Все это выражено в картине одного из старейших советских маринистов Даниила Черкеса. О чем разговаривают матрос и солдат? Видно, нашлись у них общие дела: верно, о доме, о земле, о том, что пора кончать опостылевшую, бессмысленную войну. И хоть туманно октябрьское небо над Питером, сияющие краски картины поют о дыхании близкого моря, о свежем и бодром ветре Октября. Даже не зная, что картина лауреата Ленинской премии Александра Дейнеки сделана по мотивам революционной поэзии Маяковского, сразу скажешь, что это «Левый марш». Искусно снижен горизонт, и от этого шеренга моряков, идущих по дощатому настилу моста, вырастает четким силуэтом на тревожном ветреном небе. Здесь все дело в ритме, в том, как сдвинуты опоясывающие ладные фигуры пулеметные ленты, в том, как стягивают бушлаты винтовочные ремни, в том, как бьют по вольному ветру ленточки заломленных бескозырок. Но главное - ритм марша, ритм дружно выброшенных вперед кованых матросских ботинок. Кто из стоявших в военном строю не знает, что первый шаг всегда делает левая нога? Первый шаг - начало всему, начало дальнего боевого пути. А потому: "Левой! Левой! Левой!" Кто там шагает правой? Не тот ли жмущийся к перилам, в трусливо надвинутой на глаза шляпенке обыватель, сторонящийся матросского строя? Ему не по пути с Революцией, идущей грудью вперед, навстречу будущему. Эстафета лет связала начало революции с нашими днями, то, что запечатлено на картине Дейнеки, с тем, что изобразил маринист Иван Титов на картине «Подготовка к параду», рассказывающей о славе флота. И хотя художник показывает не сам торжественный момент парада, а лишь подготовку к нему, в картине чувствуются сила и величие флота. Буксиры вводят боевые корабли в Неву. В рассветном тумане маячит Ростральная колонна, а в створе разведенного моста виден шпиль Петропавловской крепости. Здесь, на Неве, зачиналась слава российской морской державы, здесь на вечной стоянке стоят «Аврора», сюда, на Неву, к городу Ленина, ежегодно идут советские корабли для торжественного парада. И каждый год рядом с ветеранами флота выстраиваются новые суда, демонстрируя непрерывно растущую техническую оснащенность и мощь нашего флота. В центре третьей Всесоюзной выставки произведений художников - маринистов стояла скульптура, созданная Львом Писаревским. Этого художника хорошо знают моряки Севастополя и Владивостока, где установлен ряд монументальных работ мастера. Могучий, смелый человек изваян Писаревским. Он закален в суровой борьбе и привык преодолевать трудности. Движение его развивается во времени. Подняв правую руку, посылающую в космос ракетный взлет, человек словно салютует векам, приветствуя будущее. Мы чтим героев революции, мы гордимся нашими современниками, оберегающими завоеванное, мы верим в прекрасное будущее всех людей. Таков смысл символической статуи скульптора - мариниста. Сильных людей воспитало море. И художники не устают петь его великую красоту. 

Старейший живописец Василий Васильевич Мешков, мастер композиционного пейзажа, приверженец северного края, умеет видеть широко и в то же время не упускать малейшие подробности ландшафта. Таков его пейзаж, посвященный Карелии: прозрачность озерного края, необозримость холмистых берегов и красноватые стволы сосен, стряхивающих первый снег со своих смолистых ветвей. Каждый художник находит свою интонацию для передачи красоты моря. Евгений Львов любит писать далекие от берегов просторы океана, где разбежавшаяся волна, как игрушку, качает огромный корабль. 

Костромичу Анатолию Яблокову больше по душе интимность южных теплых морей с их поэзией и лиризмом, Виталию Давыдову - природа суровой Чукотки. Много сил взяло море у людей, прежде чем покорилось им. О походе отважного казака Семена Дежнева рассказывает Василий Васильевич Крайнев. Безумной отвагой и жаждой открытий нужно было обладать, чтобы пуститься в неизведанное холодное море на небольших баркасах. Художник издали показывает флотилию Дежнева. Не видно людей: только бесплодные скалы, да опасливый крик чаек, да безлюдная черта горизонта, да студеное море, за краем которого невесть что, лишь сильные духом могли отважиться на дерзкое плавание. А вот художник Игорь Рубан в одной из своих ранних картин раскрывает всю трудность борьбы со стихией через выражение человеческих лиц. «Возвращение Прончищевых в Усть Оленекское» - это психологическая драма, рассказанная подробно и внимательно. Лицо человека - в нем прочтешь все, что может поведать вдумчивый художник о жизни. Долгие годы творчества отдал скульптор Алексей Измалков морской теме. В черноморском городе Николаеве установлен памятник участникам знаменитого Николаевского десанта работы Измалкова. О душевной чистоте, глубокой вере в народное дело говорит бюст комиссара Волжской флотилии Николая Маркина. Шли годы, росла и крепла Советская страна, рос и креп вместе с ней советский флот. Когда была снята блокада, торговый флаг советских кораблей увидели многие порты мира. Система каналов, построенных в первые пятилетки, соединила воедино моря и реки. Был освоен Северный морской путь. Мир аплодировал героям челюскинской эпопеи, летчикам, пересекавшим океаны, отважным папанинцам, свершившим чудо-подвиг. Россия становилась великой советской морской державой. Живет на севере, в Архангельске, молодой скульптор Валентин Михалев. Герои его - морские летчики, водолазы, капитаны сейнеров и торпедных катеров. Племя суровых и мужественных людей. Несомненно, всякий раз встречаясь со своими героями, отливая в бронзе, вырубая в граните черты их энергичных и резких лиц, скульптор вспоминает недавнее героическое прошлое, думает о сегодняшнем спокойствии Родины, обеспеченном пристальной зоркостью и твердостью ее часовых. Война начиналась трудно. Но каждый вершок, каждый камень, каждую былинку родной земли мы отдавали с боем. Моряки, забрав оружие с кораблей, уходили в пехоту. И если у солдата под гимнастеркой были видны голубые полоски тельняшки - «морской души», то можно было не беспокоиться за выполнение задания, за точность и дерзость разведки, за то, что пулемет будет в надежных руках. В картине «Оборона Севастополя» Александр Дейнека рассказал о жестоких боях за морскую твердыню, за город, который особенно дорог каждому моряку. Картина построена искусно: на белых камнях города, над самым морем, как на последнем уступе, идет смертельная схватка. Художнику важно было дать почувствовать, что это бой за каждую пядь, что шаг назад - это конец земли. Отсюда ожесточение, упорство, отчаянный напор штыкового удара моряков. Врагов почти не видно на полотне - несколько штыков из-за среза картины, но чувствуется, что их множество, что лезут они вперед со слепым и злобным упорством. Наших значительно меньше, но каждый из них - воин. Вот один замахнулся связкой тяжелых гранат. В богатырском движении столько силы, что кажется, ничто не устоит перед ним. Движение первоплановой фигуры поддержано следующей за ней. При этом замах второго моряка строится так, что он словно продолжает движение первого гранатометчика. Таким образом оно становится как бы длиннее, набирает сокрушающую силу. Монолитна группа матросов с винтовками наперевес. И хотя людей в ней немного, кажется, что в атаку идут несокрушимые ряды. Парусиновая матросская роба по цвету близка белым камням набережной, на которой завязался бой, и выбеленным солнцем светлвм стенам домов - и защитники города, и город, и земля, на которой он стоит, - это все одно, наше. А темные фигуры врагов - это все чужое, инородное, как черный остов разбитого танка, как силуэт пикировщика и дым зловещих пожарищ. Родина сражалась. Сражались моряки. Когда врагу удалось блокировать Ленинград, краснофлотцы Балтики превратили свои корабли в тяжелые батареи, громившие гитлеровцев, рвавшихся к городу. Замер Ленинград, снег замел его проспекты и гранитные парапеты набережных. Редко-редко встретишь человека, одиноко бредущего по пустынным и затихшим улицам. А с Невы полыхает огнем - это боевые корабли ведут огонь по фашистам, обложившим город. Такова картина Якова Ромаса "Зимние залпы Балтики", написанная в боевом 1942 году. Война унесла много жизней отважных защитников Родины. Их славной памяти посвятил свою известную картину Федор Богородский, сам в прошлом моряк. Над телом убитого склонилась скорбная мать - это Мать-Родина оплакивает своих детей. Художник старался в своей картине показать не один частный эпизод, рассказать не об одном подвиге и о горе не одной матери, а о скорби народа, оплакивающего своих сыновей, погибших в войне. Все линии и объемы, строящие композиционно, - и складки флотского флага, и темный платок матери, обнимающий ее плечи, и плащ-палатка офицера, преклонившего колено перед павшим товарищем, - все это приводит взгляд зрителя к скорбному и гордому лицу матери. Рядом, не выпуская оружия из рук, стоят два бойца, они суровы и собранны, в них готовность к бою. Врагу не было ни пощады, ни покоя. В глубокий тыл прорывались наши корабли, высаживая десанты отважных в самых неожиданных для врага местах. Кто не помнит знаменитый Керченский десант или десант в Николаеве! «Черной смертью» в ужасе называли фашисты моряков, ходивших в бешеные атаки в черных флотских бушлатах. Немало песен сложено о морской дружбе, о братстве и товариществе тех, кто уходит в морскую даль на долгие месяцы. Но только в войну со всей очевидностью проявилась морская спайка. Разве бросишь раненого товарища, разве заставят это сделать опасность, боязнь за собственную жизнь? Верные руки друзей всегда помогут, спасут, вынесут. Не только в картинах, графике и скульптуре, но и в более монументальных формах прославляют советские художники подвиги бойцов, свершенные в годы войны. Панорамное и диорамное искусство помогает мастерам живописи показать широкую картину современного боя, развертывающегося на большую глубину. Вместе с тем, диорама позволяет со всеми подробностями документально точно воспроизвести обстановку, в которой происходило достопамятное событие. Художник Петр Мальцев известен как автор ряда больших диорам, и среди них - «Штурм Сапун-горы». Можно представить себе, глядя на полотно, движение тысяч людей, ярость рукопашных схваток, зной, испепеляющий землю и камни. Иллюзия полная. Созданию ее помогает передний предметный план, сделанный из объемных моделей и психологически вводящий зрителя в центр событий, делающий его как бы участником изображенного. Киевлянин Петр Сулименко написал ряд больших многофигурных картин о моряках-героях Отечественной войны. Одну из них он назвал «Севастополь наш». Возле оббитых осколками мраморных колонн, поднявшись по крутому берегу, остановилась небольшая группа моряков. Они из морской пехоты. Они пришли сюда, в родной город, свою «черноморскую столицу» сквозь огонь и смерть. И вот теперь они замерли в благоговейном молчании, стоя на священных севастопольских камнях. Здесь разные люди, разные характеры, но общее чувство легко прочтешь на всех лицах: «Дошли!» Советские войска, наступая по всему фронту, освобождали город за городом. И вот уже Прибалтика. Здравствуй, освобожденная Клайпеда! Мы поднимем тебя из руин. И снова загудят у твоих причалов теплоходы из разных стран и поднимут могучие портовые краны из глубоких трюмов мирные грузы. Но и в мирное время морская служба полна труда и опасностей. Особенностью советского батального искусства, к которому частично относится и маринистический жанр, является то, что в лучших произведениях на военную тему нет противопоставления воинского труда - труду в гражданских условиях. Картина одесского мариниста Владимира Стрельникова так и называется «Мужество». В ней говорится о работе водолазов, всегда сопряженной с большим и постоянным риском. На состоявшейся в феврале 1964 года на встрече деятелей советского искусства с руководящими работниками Министерства обороны СССР и Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота маршал Р. Я. Малиновский говорил: «Межконтинентальные и глобальные ракеты, атомные и термоядерные заряды, эквивалентные мощности от нескольких тысяч до 100 миллионов тонн тротила и более, т. е. во много тысяч раз более мощные, чем атомные бомбы, сброшенные в 1945 году на Японию, сверхзвуковая авиация, в том числе ракетоносная, выпускающая свои ракеты за многие сотни километров до цели, атомные подводные лодки, оснащенные баллистическими и самонаводящимися ракетами, точнейшая аппаратура и приборы наблюдения, вычисления, управления, связи - это и многое другое в корне преобразило лицо армии и флота». Писатель Аркадий Первенцев, выступавший на этом совещании, поделился своими впечатлениями о новом поразившем его облике нашего боевого флота: «Я старый крейсерист, люблю крейсер, - признался писатель, - и когда подводные лодки стали выходить на первый план, у меня появился червячок сомнений. Но когда я посмотрел, как из глубин Баренцева моря поднимаются подводные лодки, отряхиваясь от воды, как выходят на поверхность колоссальные ракетные установки, а человек на рубке кажется просто маленькой фигуркой, или, когда подводные лодки, как стая китов, стоят у пирсов рядом с ракетными кораблями, - чувство гордости и удовлетворения поднялось вомне. ...Недаром Фидель Кастро, впервые ознакомившись с нашим Северным флотом, был восхищен не только техникой, но и людьми,  обслуживающими эту технику». Кренясь под тяжким грузом льда, сквозь туман пробивается к своим берегам подводная лодка. Труден был поход, но выдержала техника, устояли люди. Пользуясь выразительными средствами графики, рассказал о завершении тяжелого похода ленинградец Николай Куликов. Не всегда художнику удается изобразить то, что открывается его изумленному взгляду. А если бы! Сколько истинной красоты и потрясающей логики в современных инженерных сооружениях, как видна в них пытливая человеческая мысль. Но есть другой не менее, если не более интересный путь для показа перемен, происшедших в современных вооруженных силах. Это путь, ведущий к душе и сердцу человека. «С учетом характера современного боя, - говорит маршал Малиновский, - намного возросли требования к моральной, волевой и психологической закалке воинов. Наш социалистический строй, коммунистическая идеология создают самые благоприятные условия для воспитания воина, сильного духом, морально стойкого, готового к суровым испытаниям. Чтобы превратить эти возможности в действительность, уже в мирных условиях используются многообразные средства обучения и воспитания бойца - человека активного, сознательного, дисциплинированного, высокого мастера своего дела, готового к решительным до дерзости действиям в условиях ракетно-ядерной войны, твердо уверенного в силе советского оружия и правоте наших идей». Думается, что под влиянием изменения технической оснащенности современной армии неизбежно будет меняться и характер современного батального искусства. Вопреки установившейся на Западе фетишизации техники, повышенной экспрессии, наше искусство, несомненно пойдет по пути большего психологизма, углубления в эмоциональную сферу человека. Ибо революционный энтузиазм советского народа, его стойкость и мужество в труде и борьбе, массовый героизм наших воинов - все это питает наше искусство. Отличительной чертой советского маринизма является расширение границ жанра. Мы привыкли сравнивать с морем все огромное, но жизнь Советской страны шире моря. Теперь, если бы художник-маринист ограничился изображением только морской стихии, как бы блестяще он это ни делал, он все равно был бы оторван от современности, от активного вторжения своим искусством в жизнь. И раньше художники изображали людей и их деятельность, связанную с морем, но раньше для эмоциональной характеристики человека и событий привлекались средства пейзажа, а это закономерно делало пейзаж главным в марине. Теперь же в лучших произведениях на морскую тематику не природа характеризует человека, а человек, его деятельность одушевляют и характеризуют природу. Это принципиально ново и это является достижением советского маринизма. Вот почему так органически вошли в маринистический жанр картины морского строительства, панорамы больших современных портов, плавучих доков, поднимающих тысячетонные суда. Разве легко сказать, собственно, к какому жанру относится картина Б. Мирза-заде, изображающая шагнувшие в морскую даль нефтяные вышки. Это промышленный, индустриальный пейзаж, правда, арена действия здесь Каспий, где под толстым слоем воды, на дне найдены несметные залежи нефти и прямо в море на сваях и кораблях выросли целые промысловые поселки. Сухопутные люди приобрели здесь вторую морскую профессию. И во время шторма или аварии трудно отличить бурильщика от моряка. Мы строим большой флот. Известно, что каждый месяц стапелей сходят несколько новейших судов. Из года в год наращиваются темпы перестройки советского флота: семидесяти процентам советских торговых, пассажирских и рыболовных судов нет и десяти лет. Наши корабли только в 1963 году посетили более 500 портов 67 стран. Подобный масштаб строительства флота возможно приравнять только к мощному наступлению. И недаром его размах так беспокоит зарубежную прессу: «Россия, которая на протяжении веков представлялась нам гигантской сухопутной черепахой, вдруг ринулась в море с быстротой и решимостью, удивившими некоторых американских стратегов и обеспокоившими других».  

Так с изумлением писал журнал «Лук» в статье, озаглавленной «Угроза со стороны морской мощи России». Почему американская печать вдруг с беспокойством забила в колокола? О какой угрозе идет речь? Очевидно, о самой страшной для капитализма — о стремительных темпах роста Страны Советов.

Гигантская работа советского народа по строительству лучшего в мире флота ставит и перед художниками-маринистами особые задачи. Нужно запечатлеть все это в искусстве и вдохновить строителей на новые трудовые подвиги.  

Художник В. Штраних в своей большой картине показал спуск на воду первого в мире советского атомного ледокола «Ленин». Художник стремился передать не только колоссальные размеры морского гиганта, мощь его корпуса, перед которой не могут устоять арктические льды, — он трактовал это замечательное событие как народный праздник, праздник трудового торжества и победы. И в этом есть глубокий смысл, ибо каждое наше трудовое, экономическое достижение является результатом энтузиазма народных масс.  Море не бывает будничным. В пору ласкового затишья или когда грохочет шторм, пылает ли в причудливых облаках закат или манит в зыбкий простор голубое сияние дня‚—море неизменно будит в душе человека радостное чувство свободы, желание померяться силами с могучей и прекрасной стихией. Потому-то и в людях, связанных с морем жизнью и трудом, открывается столько прекрасных человеческих качеств.  Неторопливы движения рыбаков, сшивающих пахнущие солнцем и морем полотнища новых парусов. Эта картина была написана латвийским художником Эдуардом Калнынем в сорок пятом году, сразу же после окончания войны. Пожалуй, редко найдешь произведение, в котором столь полно, с такой эпической силой выразились спокойствие и уверенность людей, после долгих и истерзанных лет вернувшихся к привычному и любимому делу. В неторопливости и размеренности движений, в их точности чувствуется потомственная сноровка. Большие и сильные руки крепко держат иглу, любовно перебирая тугую парусину. О чем идет неторопливый разговор? О предстоящей вскоре первой мирной путине или вообще о жизни? Но ведь то и другое неразрывно переплелось у настоящего рыбака.  

Молодая литовская художница Алдона Скирутите, говоря о жизни своего народа, много раз обращалась к морской теме. В черно-белой графике она рассказывает о ритмичных движениях женщин, стягивающих ячеи сетей ловкой рыбачьей иглой. Как песня медленная и сильная, уходящая вдаль и летящая оттуда все расширяющимся и протяжным звуком, так строится композиция гравюры, сначала по плавным волнам развешанных для просушки сетей, уводящая наш взгляд в прозрачную до белизны даль моря, а потом возвращающая  его оттуда освеженным и ясным к рыбачкам, изображенным на первом плане.   

Что-то общее роднит по духу и характеру этих людей с теми, которых мы видим на картине Калныня. Чувство устойчивости, плавной силы и уверенной радости свойственно им. И рождается оно в ритме привычного и нужного дела, в ясном сознании того, что в каждом стежке рыбачьей иглы заложено то общее, что объединяет рыбаков у одной сети, будь то немудреный бреденек или глубоководный трал.  На долгие месяцы уходят в просторы морей и океанов экспедиции рыбаков, китобоев, краболовов‚ зверобоев. Советский флаг на мачтах промысловых судов можно встретить в Тихом океане и в Северной  Атлантике‚ в экваториальных водах Индийского океана, у берегов далекой Антарктиды и во многих открытых морях мира.  

За семилетку добыча рыбы должна была возрасти на 60 процентов и составить в 1965 году 46 миллионов центнеров. Советские рыбаки досрочно выполнили задание Родины. Уже в пятом году семилетки они достигли уровня, запланированного на 1965 год. 

Но и это, разумеется, не предел. В январе 1964 года экипажи сорока двух судов сахалинского рыбопромыслового флота обратились с призывом ко всем рыбакам увеличить уловы рыбы каждым судном, снизить ее себестоимость, отдавая накопления в фонд Большой химии. Инициатива была поддержана ЦК КПСС и нашла горячий отклик среди моряков. О ней много говорилось на слете молодых рыбаков Дальнего Востока, состоявшемся в марте 1964 года. 

Наши успехи вынуждены признать во всем мире. Вот что пишут иностранные газеты: «Американский траулер вылавливает за неделю  столько рыбы, сколько советское судно может вытянуть в своих сетях за один раз» или «Ньюфаундлендский траулер, пытающийся ловить рыбу вместе с русским флотом, был похож на велосипедиста среди уличного движения Нью-Йорка». Таков наш рыболовецкий флот, который растет непрерывно, растет с каждым годом — рыбопромысловая база «Восток» (ей, как и первым космическим кораблям, присвоено это имя), способна, к примеру, собрать невиданно щедрый «урожай» с почти нетронутых нив океанов. 

Очень скоро глубины морей и океанов станут доступными человеку. Уже известно, что там нас ждут богатейшие клады.  

Еще в конце прошлого века со дна океана был поднят обычный на первый взгляд камень - черный, неправильной формы. Он оказался целой кладовой: в нем и марганец, и железо, и кобальт, и никель, и медь, и редкие элементы. Такие камни назвали конкрециями, что в переводе означает «сгущения». В последнее время целые россыпи конкреций стали обнаруживать во многих местах. Глубоководные фотоаппараты снимали дно, и на снимках оно выходило похожим на развороченную булыжную мостовую. неисчерпаемые запасы конкре- ций нашли и в Атлантике, и в Индийском, и в Тихом океанах. В одном только Тихом океане лежит примерно 90 миллиардов тонн великолепной железо-марганцевой руды. А во всем Мировом океане ее накопилось около 350 миллиардов тонн. Экономисты уже подсчитали, что рудник на дне океана себя оправдает.  

В будущем люди наверняка найдут способ промышленного использования и красной глины, покрывающей огромные участки океанского дна. В ней— сотни тысяч миллиардов тонн меди и алюминия.  Скоро морские геологи опустятся на дно. В глубоководных скафандрах они выйдут исследовать неведомые страны под водой, пользуясь и данными, полученными в космосе, — ведь это с помощью искусственных спутников Земли удалось обнаружить магнитные аномалии под труднодоступным океанским дном. Добывать найденные богатства, конечно, будут автоматы. Но за автоматами должен наблюдать человек. Поэтому возникнут поселки на дне-дома из прочных материалов, снабженные всем необходимым для жизни. В них обоснуются океанологи, ихтиологи, все-труженики моря-и давайте мечтать, художники-маринисты недалекого будущего! Совсем недалекого!  Невероятно, фантастика, мечта?  

Поговорите с почетным полярником, художником-маринистом Игорем Рубаном. Кто поверил бы во время дрейфа папанинцев, что на  затерянной льдине, среди полярных льдов и торосов будет работать художник. А на моей памяти Игорь Рубан отправлялся с первой полярной экспедицией на дрейфующую станцию. Он рассказывал тогда, что перед тем, как уложить необычного гостя-художника спать, ему дали остро отточенный нож-если под палаткой ночью пробежит трещина, искать выход не будет времени, нужно выскакивать сквозь мгновенно распоротую стенку.  Тогда осваивалась Арктика, а Антарктида была недосягаемой мечтой. И опять поговорите об этом с художником Игорем Рубаном, а лучше посмотрите на десятки его полотен, привезенных из Антарктиды. Они расскажут вам о героической жизни в этом еще недавно безлюдном крае, где царствовали горделиво-трогательные пингвины. Теперь сюда приходят не только океанские суда, но прилетают межконтинентальные лайнеры. А ученые, между прочим, озабочены, как  бы сделать так, чтобы рев вертолетов не пугал пингвинов. Обо всем этом расскажет и сам путешественник, романтик и мечтатель Игорь Рубан, а если чего недоговорит— взгляните на его картины!  А ведь и Арктика, и Антарктида, и космос еще совсем, совсем недавно были фантастикой и недосягаемой мечтой, как сегодня промышленное использование океанских глубин. Но ведь это— будет!  Так в чем же романтика моря? Она—в людях, причастных его красоте, богатству и могуществу, в трудолюбивых мечтателях, поутру поднимающих паруса навстречу солнцу и открытым горизонтам.  

Юрий Халаминский "Художники-маринисты"  М., «Советский художник», 1967.