Московское отделение

Союза Художников РСФСР

Выставка произведений художников М.М. Аксельрода М.Х. Горшмана А.А. Лабаса А.И.Тенеты Г.А. Шульца

Каталог Советский художник Москва 1966

Лабас Александр Аркадьевич Х

удожественные манифесты со временем теряют остроту и полемичность. Кажется странным, что сегодняшние истины могли породить непримиримые споры и многолетние, часто малоплодотворные дискуссии. Манифесты неумолимо становятся достоянием истории. Они любопытны, вызывают удивление или восхищение, но все-таки они прошлое. «Современной теме — современную форму» — этот лозунг, программа ОСТа, сегодня аксиома. Но остаются картины — не иллюстрации к тем или иным положениям, а произведения, неожиданно современные по своему ощущению, ритмам и пластике. В своих спорах мы нередко не «опускаемся» до конкретного произведения искусства, забываем об индивидуальности художника. И ОСТ, которому мы сейчас единодушно, с оговорками о его неоднородности, отводим выдающееся место в художественной жизни 20-х годов, — тоже «собрание» замечательных контрастных индивидуальностей. Это и Александр Дейнека, и Александр Тышлер, и Давид Штеренберг, и Сергей Лучишкин, и Петр Вильямс, и, конечно же, Александр Лабас, один из членов-учредителей общества. Лабас, как и Тышлер, в отличие, скажем, от Дейнеки, с его монументальным стилем, — прирожденный живописец. Он крепкий рисовальщик, оформитель книги. О его работе в театре высоко отзывался Ж.-Р. Блок. Он один из авторов декоративного оформления Всемирной выставки в Нью-Йорке и других крупнейших экспозиций. Работал даже над витражом. Но любимая стихия Лабаса все же живопись. Она определяет его восприятие мира. Родился Александр Аркадьевич Лабас в 1900 году в Смоленске. Учился в Строгановке и студиях Рерберга и И. Машкова. Потом во Вхутемасе, где больше всего «взял» у Кончаловского; окончил их по мастерской Штеренберга уже после службы в Красной Армии, где он был художником в Политотделе 3-й Армии Восточного фронта. Во Вхутемасе же с 1924 года преподавал живопись и учение о цвете, работая совместно с профессором физики Н. Т. Федоровым над проблемой взаимоотношения цвета и света. Его экспериментальные композиции, акварели начала 20-х годов уже цельны пластически, энергичны по цвету. Правда, по ним еще трудно угадать, каким станет Лабас буквально через три-четыре года, но они не похожи (или почти не похожи) на работы учителей. В силу своего беспокойного характера Лабас, увлекаясь, не «соглашается» ни с «щукинскими» французами, ни с современными немцами на выставке 1924 года, имевшей тогда значительный резонанс, ни с конструктивистами. Можно смело сказать, что стиль Лабаса формирует, в первую очередь, его увлеченность новой жизнью страны, ее новыми ритмами. Он поэт города, но за этой, в общем-то трафаретной фразой кроется многое. На его работах мы видим город в движении, чувствуем учащенный пульс его жизни. Едущие авто и трамваи, из окон которых все воспринимается чуть «смазано» , общо. Улицы, увиденные как бы с бреющего полета аэроплана, оживленные толпы, перекрестки. У Лабаса глаз чуток к необычному. Город, проклятый поэтами прошлого, Х|Х века и так властно привлекавший художников 20-х годов , город, воспринимавшийся почти как символ будущего, обрел в картинах Лабаса душу. Он остро фиксирует мгновенное, его фантазия идет от наблюдения, но он не современный импрессионист. Лабас сразу же замечает характерное, в «куске жизни» видит картину, композиционно законченную, построенную на резких контрастных «взрывах» цвета, взятого в полную силу, предельно выразительного. И всегда эта картина конструктивна, логична, несет большой смысл. Он — мастер современной картины, увлекательной и необычной по художественной мысли, порой кажущейся фантастичной, — настолько остро препарирована в ней действительность. Неожиданность приема дает силу эмоции. Мысль или наблюдение, вроде бы повседневные, приобретают романтическую окраску. Ее рождает контраст линий, объемов, цвета. И, скажем, в такой картине, как «Поезд из Москвы» или серии «Авиация» (Лабас открыл для живописи эту тему), движение решается не только как техническая проблема , но и как момент эмоциональный. Лабас —— один из тех художников, которые по природе своей просто не могут не быть романтиками. Он импульсивен. Мир он воспринимает активно, энергично. Он «в заговоре» с современностью. Искренний, неугомонный, он — художник своей беспокойной революционной эпохи. Еще в 1925 году, до получения официального государственного заказа к выставке 10-летия Октябрьской революции, Лабас начал серии картин на темы «Октябрьская революция» и «Гражданская война», В те годы они получили большую известность и показывались на многих выставках в стране и за ее пределами, в том числе и на венецианской Биеннале и в Питсбургском Карнеги-Холле. Они заметно отличаются от сложившегося позднее типа картин на эти темы. У Лабаса эмоциальное звучание вещи идет не от сюжета, не от литературных околичностей‚ требующих от зрителя серьезного знания исторических предпосылок, а от цветового пятна, ритма быстрых, колючих, как выпущенные стрелы, линий. У него экспрессия, стремление уловить романтический революционный порыв, динамику и размах великих событий (Лабас был очевидцем боев в Москве). Так звучен‚ напряжен синий фресковый цвет, особенно в картине «Матрос». Разбушевавшаяся стихия красок, островыразительная композиция — все это служит художнику средством в его попытке показать тот подъем, который «окрашивал» революционные дни. И, пожалуй, можно утверждать, что по своей эмоциональной точности, сопереживанию картины Лабаса для своего времени не только единственные в своем роде, но и непревзойденные. Лабас любит работать сериями, стремясь дать как бы синтез явления, его развитие, диалектику. Тема берется им с разных точек зрения (и в техническом, и в духовном смысле). Таковы серия картин «Октябрьская революция», цикл «Гражданская война на Кавказе» (1925-1926), «Маневры» (1930-1931), серия картин «Улицы Москвы» (1955-1956). Произведения динамические, экспрессивные сменяются работами более интимного, лирического плана. Эти две линии вот уже на протяжении сорока лет пересекаются, влияют друг на друга, но взаимоотношения их самые мирные. Впрочем, термин «лирический» вполне применим и к работам первого рода, но там лирика носит иной, эпический характер. В работах 30—60-х годов есть нечто, всегда легко уловимое, что связывает их с ранними. Это, естественно, так и должно быть. Ведь художник не изменял основным своим принципам. Лабас расширял и углублял постановку проблем. Что- то потеряв в динамике и остроте, он выиграл в тонкости чувств. Он отточил свое мастерство акварелиста‚ и, к примеру его севастопольские пейзажи с их особой, приморской атмосферой относятся, на мой взгляд, к числу лучших достижений нашеи акварельной живописи. Не по вине художника живопись его имела гораздо меньший общественный резонанс, чем она того заслуживала. Но он ра стал почти вне зависимости от барометра моды. Годы счастливые сменялись относительно «проходными». 1940 год был годом отличных портретов. Это меткие портреты, с тонкой цветовой и психологической оркестровкой. Возможно, что после выставки окончательно утвердится в истории искусства военной поры серия акварелей «Противовоздушная оборона Москвы», немногое из которой лишь однажды было показано на небольшой выставке в Ташкенте в 1948 году. В ней передано и мужество жителей столицы и остро почувствованная в дни опасности ее своеобразная красота. Акварели у Лабаса двух родов. Одни из них построены на скупой выразительности, строгой красоте цвета и силуэта, в других — тонкость и сложность цветовых градаций. Порой они почти традиционны, а иногда традиционный, левитановский мотив приобретает динамику и остроту. Все это диктуется и конкретной задачей работы, и, конечно же, натурой. Акварели Лабас пишет как картины, не проводя между ними непроходимой границы. И часто из маленьких нашлепков возникает композиционно законченная акварель, а за ней и картина. Но превращение это не механическое, скорее оно напоминает рождение бабочки из кокона. На каждой стадии замысел обрастает новыми деталями, а оказавшееся ненужным опускается. В последние годы у него открылась любовь к декоративным цветовым плоскостям, и его мажорные, радостные произведения приобрели новый оттенок. При большой своей работоспособности Лабас не позволяет себе повторяться, набить руку. На иной основе он возвращается к старому и ищет новое (последний вариант «Октябрьской революции»). Он в постоянном творческом движении.

В. РАКИТИН