Творчество М. Сарьяна — феномен, повторение которого невозможно. В 1950- 1960-е годы в близком ему ключе работали молодые армянские художники (О. Зардарян, М. Абегян), но подняться до его уровня не смогли. Внешняя живописная оболочка была как будто аналогична, но неуловимый высокий градус образности делал Сарьяна недосягаемым. Вся оригинальная, узнаваемая армянская школа возникла в свете Сарьяна, хотя до него и рядом с ним находились художники талантливые, но других пластических склонностей.

Работы Сарьяна 1920-1930-х годов кажутся сбавленными в яркости, в контрастности и напряженности цветов, в былой исключительности живописной находки, где цвет уплощался, терял предметную зависимость, а пространство, построенное на сопоставлениях живописных контрастов, как будто утрачивало ощущение глубины, дистанции, расстояния.

Однако все не совсем так. Большой художник всегда ищет новых ощущений, улавливает дыхание времени, а оно в 1930-е годы не такое, как в начале века. Мировосприятие тоже другое, требующее переосмысления образов, насыщения их иными настроениями, где нет необходимости в былой контрастности или декоративности цвета.

В 1923 году Сарьян пишет картину «Армения», в которой не только сменены живописные средства, но и воплощено новое понимание мира. Этот мир не замыкается, как раньше, в тесные улочки Константинополя. Он величествен, мир на земле — основной смысл этого величия и торжественности его исполнения. Изображение отчеканено, цвет плотный, не выпадает за контурные границы. Композиция развертывается снизу вверх весьма оригинально, и это создает глубину пространства, где даль прочитывается сменой цветовых планов. Такой отчетливости донесения замысла идеи отчизны, древней страны предков, превращенной в величественный мир спокойной жизни трудового человека, в искусстве XX века никто не достигал. Сарьян меняет масштаб мысли, масштаб представлений о сущем мире. Мотив грандиозности тесно связан с декоративной системой цвета, предельно лаконичной, построенной на классических ритмах разрежения холодных тонов в глубину.

В работе 1922 года «Арагац летом» грандиозное только начинает обозначаться. Но смысл картины в другом. Она демонстрирует новое мироощущение. Рядовой горный сюжет пронизан ностальгией по простой жизни, дышащей умиротворением. Опоэтизирован мотив прозаичного крестьянского бытования, чему соответствует неяркая, без эффектов красочная гамма. Работы Сарьяна 1920-х годов, с одной стороны, явно психологизированы, с другой — отмечены «бытовым уклоном», словно лишающим произведение масштаба мысли, приземляющим былую поэзию («Старый Ереван», 1928). Эго не означало обеднения сарьяновских образов. Это был другой регистр его художественного интереса.

Приближаясь к натуре, Сарьян стремится прочувствовать ее камертон, отчего живопись становится более скулой, передача натуры более правдивой. Скромный колорит оказывается способен сохранить ощущение грандиозности гор, а с ними и мира. Преобладание желтого цвета, разбиваемого темно-зелеными штрихами, которые очерчивают тени и земельные наделы, синие горы вверху; почти в зените, закрывающие воздушную перспективу, создает очень точные ритмы гор и равнины, своей острогой и меткостью вполне достаточные, чтобы уловить и пульс жизни, и неповторимый характер природы. выраженный в разнонаправленных пересечениях " теней, в ровных шеренгах деревьев. Экономия живописных средств художника не сокращает диапазон образного мышления и пластических находок, а попадает в цель («Полуденная тишина», 1924; «Арагац», 1925).

Условно говоря, в бытовом жанре, который невозможно строго отделить от пейзажа, происходят сущностные изменения («К роднику», 1926; «Ереванский дворик весной», «Старый Ереван», обе — 1928, и др.). В начале века жанр для Сарьяна был поводом, чтобы в новых цветоконтрастных координатах воплотить больше, чем сюжет, — состояние сцены, специфики обитания, а главное, дать проявиться предельно выразительной плоскостной и контрастной живописи — сарьяновской находке, определившей лицо его творчества. Мышление цветом стало ценным и оригинальным как таковое, подчинив себе бытовые элементы сюжета.

В 1920-х годах Сарьян подчеркивает своеобразие бытовой обстановки экспрессивным мазком и цветовой тональностью, приближенной к предметному плану Тем не менее это не исключает присущего художнику лаконизма цветового изображения и красочной яркости, где три-четыре мазка по ровному цветовому полю и контрастные цветовые ритмы рисуют убедительную картину реального мира, в которой не возникает мысли о ее упрощении или примитивизации («Солнечный пейзаж» 1923; «Полуденная тишина», 1924; «Гегамские горы» 1926 и др.).

Благодаря особой лаконичной и броской живописи прозаичные сюжеты озвучиваются поэзией. Живопись руководит сюжетом, она придает ему особую мотивацию. В таком варианте трудно понять, где больше содержательного понятия; в сюжете или в живописи?

Сарьяновские портреты — лучшее, что было создан мастером. К1923 году относится «Портрет актрисы Анны Хумашян». Модель исполнена внутреннего достоинства Темно-зеленый фон, чтобы не создавал впечатления монотонности, пронизан желтой полосой, оживляющей колорит портрета и сообщающей ему динамичность. Все портреты Сарьяна решены цветом. Именно тональность, контрастность, интенсивность цвета положены в основу характера портретируемого, углубляют его характеристику («Портрет поэта Егише Чаренца», 1923). Маска, помещенная рядом с лицом поэта, вместе с резкими темными тенями создает драматизм цветовой ситуации, будто предсказывающей последующую судьбу Чаренца.

Портретное творчество Сарьяна помимо всего прочего отличает характеристичность образа, проведенная или резким рисуночным мазком, придающим лицу человека подвижность («Портрет художника Степана Агаджаняна», 1930; «Портрет пианиста Константина Игумнова», 1934), или напряжением красного цвета, контрастирующим со спокойной позой модели («Портрет архитектора Александра Таманяна», 1933; «Портрет архитектора Тороса Тораманяна». 1934). В том, что Сарьян избирает модели из среды искусства, заключена, если можно так выразиться, своя идеологическая программа. Художник, подобно М. Нестерову и своему коллеге по «4-м искусствам» П. Кузнецову, будто намеренно противопоставляет портретам героев Гражданской войны, партийных руководителей, рабочих круг интеллигенции, в основном национальной, состоящей из оригинальных личностей, творцов культуры. Эта неповторимая серия портретов остается художественно ярким документом эпохи.