Книги

Светлана Некрасова

Член Московского союза художников. 

Соединение внутренней энергии и жажды творчества в начале творческого пути с полнотой художественного метода и опытом зрелых лет наполняет широтой и содержанием всю последующую творческую жизнь. 

Как я не сразу стала понимать, влияние семьи, родителей на наше с братом воспитание имело большое значение. Папа погиб на фронте в 1941 году, и мама старалась одна не только выжить, но и по возможности обращать наше внимание на прекрасное в жизни, литературе, музыке, в природе. Папа был кадровым военным, и мы часто переезжали. Из Москвы, уже перед самой войной, он перевез нас в Тамбов к бабушке с дедушкой, сказав маме, что так надо. Помню, как он рисовал нам на больших листах цветными карандашами картинки к сказкам (в основном к Пушкину) и вешал над нашими кроватями. Или что-то процарапывал каким-нибудь острым предметом по бумаге, держал лист над стеклом керосиновой лампы, и на наших глазах возникало чудо - проявлялся рисунок... Во время войны мама делала нам тетради из газет, зато на «рисование» шли остатки обоев, а кисточки Изобретались из локонов: пряди волос приматывались к палочке. Потом приспособились к вате. Можно сказать, я с таким багажом поехала поступать в институт. Решение было принято без размышлений, самостоятельно — надо стать художником. Папа об этом мечтал. Я была почти без подготовки, но поступила на художественный факультет текстильного института, о чем не жалею. В то время там преподавали такие художники, как Б.Л. Заказнов (уволенный из Суриковского института за ведение рисунка по методу П. Чистякова), Ф.В. Антонов, В.В. Почиталов («Вась-Вась», как мы его звали), композицию вел М.В. Хвостенко. Очень много мне дало в порядке консультации общение с А.А. Дейнекой и на последнем курсе знакомство с Э.М. Белютиным. Два моих брака отношу к своему задержавшемуся инфантилизму и эйфорийности. Они ничего Не прибавили к формированию моего самосознания. Зато искусству я обязана той свободой, которая дается мне только творчеством. У мужа установки «на себя», а для меня — многолетнее внутреннее молчаливое упорство в признании своего творческого предназначения. Хочу сказать, что процедура развода после первого брака (по моей инициативе) — преотвратительная вещь, очень меня подкосившая, взявшая много сил. «Выживала» творчеством. Пишу для единомышленниц, считаю, что прошлое и будущее в настоящем. У меня дочь и трое внуков — большая отдушина! Наверное. я общественный человек, так как «влипала» всегда во все «организационное» и была уверена в человеческом все- помоществовании. Была комсоргом, но когда меня стала «прорабатывать» секретарь комсомольской организации МТИ (художник-модельер) за то, что «в моей группе» процветают стиляги и что я потакаю студентам «выделяться своей одеждой» из общей среды, — я не выдержала, положила комсомольский билет на ее большой письменный стол и вышла не говоря ни слова (студенты были талантливые). Секретарь потом с этим не «возникал». Как художник, сложившийся отчасти к 1960-м годам, считаю, что внутренняя энергия, жажда творчества в начале пути художника должны соединиться со временем с полнотой художественного метода. Это соединение наполняет ши- ротой и содержанием творческую жизнь. Будет достаточно грамотного осмысления своих новых задач. В любой период меня больше занимали задачи пластики, а не моя субъективная человеческая индивидуальность. Мне кажется, что именно сейчас, в эти последние 10 лет (1990-е годы) проявился, наконец, мой накопившийся опыт. Моим успехам во многом содействовало общение с такими художниками, как Ю.М. Сколов и Ю.А. Раковский, которое началось в группе «Новая реальность». Редко бывает такое плодотворное взаимопонимание рабочих путей творчества и оценка его результатов. 27 лет работала дизайнером в штате Московского шелкового комбината им. Я.М. Свердлова. Для женщины-художника это была тяжелая работа, угнетающая режимом и очень отсталой техникой (технологией) производства. Сплошная нервотрепка, но на комбинате все были патриотами и «вытаскивали» его, как могли. В 1962 году была принята в члены М00СХа (Московского областного союза художников СССР), где почти 25 лет занималась общественной «внештатной» работой. В 2001-м перешла в Московский союз художников. Вместе с художником Г.С. Колгановой организовала с Э.М. Белютиным ( курсы повышения квалификации художников легкой промышленности). Нашу инициативу подхватили другие художники из Горкома графиков и ВИАЛЕГПРОМА, Дом моделей, другие живописцы, графики, дизайнеры, оформители, монументалисты. 20 лет я была старостой этих курсов. После событий 1962 года (знаменитые выставки на Таганке и в Манеже) многие по разным причинам не смогли продолжить занятия. Осталась основная группа из 25-30 художников, образовавших студию «Новая реальность» и проработавших в ней по 20-35 лет. Студийцы и сами стали этой реальностью — как явление в нашей культуре, как основное творческое ядро. Выставка в Манеже зимой 1990—1991 года «От Манежа до Манежа» — это наш человеческий и духовный триумф (интересно, что женщин было большинство). За этот период не все проходило гладко — много тяжелых разочарований, по непонятным причинам кого-то «отлучали» от занятий. Мы не могли помочь — так считал «шеф». Какую-то очень важную часть своей жизни не могу мыслить без художников Наталии Зиновьевны Левянт, Ольги Владимировны Немчиновой, Юлии Владимировны Мустерман, Марины Георгиевны Зенчевой. Если сейчас говорить о группе «Новая реальность» как о студии Элия Белютина, то для меня именно работающие в ней художники утвердили в восприятии окружающих эту студию. Сегодня путают факты: о Белютине можно говорить не только как о создателе своей «школы». Это была работа, труд многих художников. Проблем было много: это и работа (для заработка), и семья, и студия — за городом, на даче Э. Белютина (с 1964 г.). Содержание самой дачи поддерживалось художниками. Художники по- строили мастерскую, перестроили дом, благоустроили второй, где стояла печурка и можно было греться по ночам во время работы. Иногда приходилось вечером после работы приезжать, а рано утром опять возвращаться на работу. Денег было мало, собирали ежемесячно взносы: в 1970-х это было по одному рублю., в 1980- х - по пять и т.д. потому что холст ( писали на больших холстах по 2 - 4 метра), краски, другие материалы мы закупали на группу сразу, на сезон. Студийцьн (члены МОСХ) объезжали ларьки и подвальчики, где по спискам продавались художественные товары, которые порой приходилось выклянчивать. Потом нанимали машину, заезжали вначале на квартиру Э. Белютина и грузили там «бытовуху», вещи его мамы. Все вместе везли на дачу. Сразу же вывешивались списки дежурных по кухне. По субботам приезжал Белютин, были занятия, обсуждали разные проблемы, был общий обед. Мужчины расколачивали забитые на зиму доски с окном, женщинам всё мыли, прослушивали матрасы, спальные мешки, подушки, одеяла для наших ночевок. А самое главное - спешили раскрыть сараи и мастерскую, вытащить картины «на белый свет» и предаться размышлениям. С каждым годом картины больше отсыревали, обсыпались и портились, находясь в холодных помещениях дождливую осень и зиму... но и тех не хватало, несмотря на то что группа на свои средства построила рядом с мастерской большой павильон, который тоже забили работами и готовились к выставке в Манеже в 1990-1991 годах. Все было на плечах женщин, мужчин было мало. Успех в искусстве относителен: у нас в России есть официальная культура и неофициальная, идеологическая, государственная и просто искусство. Можно выбирать между ними — выбор достаточно широк для любого типа созидания. После советского периода и 15 лет перестройки в нашей культуре мало что упорядочилось. Новые условия жизни и творчества вызвали к жизни много непрофессионального, политического, конъюнктурного, не пластического в сфере искусства. Низкий уровень порой претендует на высшие творческие достижения и имеет успех (теперь вошло в моду понятие «раскрутка»). Получение званий и наград в нашей жизни — это только способ облегчения существования, и так будет, пока они будут связаны с определенными льготами, стремление к которым превращается в самоцель. В 1984 году Союз художников выдвинул меня на звание заслуженного художника РСФСР, референт секции передал дело в Ленинский райком партии, где так и смотрели на меня, как на хлопочущую о своем благополучии. Осталось неприятное чувство из-за этой «подачки», которую я так и бросила, несмотря на то что звание уже было утверждено главными инстанциями, по которым я моталась. Можно было вернуться к этому уже в 1992-1993 годах, но я поняла, что для «профи» в принципе звание ничего не значит. Следствием моей активности в общественной работе было постоянное выдвижение меня на выборные должности. Я была членом бюро секции ДПИ, членом Правления МОСХа‚ председателем Художественного совета Московской области, четыре раза единогласно выбиралась делегатом на съезды художников РСФСР и СССР. Смотрела на общественную работу, как на ответственность, возложенную на меня коллегами, как на заботу и внимание к художникам, как на посильную помощь в творческой работе. Художнику нужны выставки. Если твою работу принимают и понимают, испытываешь особое удовлетворение. Я участвовала во многих зарубежных, отечественных промышленных и художественных выставках Москвы, в республиканских и всесоюзных выставках, в том числе считаю наиболее важными ежегодные закрытые отчетные выставки на даче Э. М. Белютина (1964 - 1993); «Женщины в искусстве» в доме ученых (1982 — 1983); выставка в «Берклисквер Гэлери»— Лондон (1990), в Галерее советского искусства, Варшава (1990); «От Манежа до Манежа», Москва (1990-1991); «Московская абстракция. Вторая половина ХХ века», государственная Третьяковская галерея (2003); «Абстракция в России», Русский музей, Петербург (2001). Мои работы с этой выставки приняты в постоянную экспозицию Русского музея. Состоялось несколько персональных выставок и в Москве, и в Калининграде. В 1998 году я участвовала в концептуальной выставке современного искусства «Движение феминизма в России» в Музее литературы, для чего написала и проиллюстрировала статью в сборнике, изданном кандидатом искусствоведения Л.А. Кашук «Женщина в общественной жизни и творчестве». Считаю себя причастной к этой проблеме, и думаю, что творческий голос женщины актуален для современной культуры. В моей работе служили примером, были опорой мои соотечественницы, без которых нельзя представить полноту мирового искусства 20 - 30 годов ХХ века. Моя Гражданская позиция исходит из убеждения, что нации нужны культура, искусство. Культурная преемственность вековых традиций — это перспектива нашего исторического будущего.